Книга Русская басня - Николай Леонидович Степанов

твоя хваленая наука?»

        «Да вот... рассказ про паука».

        «Ась? — екнуло у старика.—

               Паук?.. Ну, что же он, к примеру?»

             «Вишь, сам-от мал, а ест не в меру.

             Добро, что нет средь пауков

             В рост человечий великанов:

Такой паук бы съел в день дюжину быков

                И дюжину баранов».

             «Ух! — захлебнулся старичок.—

             Ай, божья тварь! Ай, паучок!

Приноровился б, чай, подлец, да наловчился,

             Уж то-то бы... хозяин получился».

КЛОП

Жил-был на свете клоп. И жил мужик Панкрат.

Вот как-то довелось им встретиться случайно,

      Клоп рад был встрече чрезвычайно;

             Панкрат — не слишком рад.

А надо вам сказать: судьба свела их вместе —

                Не помню точно — где,

                     Не то в суде,

      Не то в присутственном каком-то важном месте.

Кругом — чины да знать. Нарядная толпа

             Изнемогает в кривотолках.

Панкрат и без того сидел как на иголках —

А тут нелегкая несет еще клопа!

             Взобравшись ловко по обоям

К Панкрату на рукав, клоп этаким героем

Уселся на руку и шарит хоботком.

От злости наш Панкрат позеленел весь даже:

             «Ах, черт, и ты туда же

             Кормиться мужиком!»

             И со всего размаху

Хлоп дядя по клопу свободною рукой.

                      Мир праху

                 И вечный упокой!

Читатель, отзовись: не помер ты со страху?

А я — ни жив ни мертв. Наморщив потный лоб,

Сижу, ужасною догадкой потрясенный:

             Ну что, как этот клоп —

                Казенный?

БЛАГОДЕТЕЛЬ

Друзья-товарищи, не знаю, что со мной?

      Должно, всему виной

Мои превратные марксистские идеи.

Ведь про хозяев я писал, выходит, ложь.

Поверить мне — и впрямь хозяева все сплошь

             Какие-то злодеи.

Винюся и даю вам образец иной.

      Пусть торжествует добродетель.

      Вот вам «хозяин-благодетель»,

                   «Отец родной».

«Спасибо,— кланялся хозяин верным слугам,—

Не мастер, братцы, я красиво говорить.

      Не знаю, как вас по заслугам

            Благодарить.

Я с вами зачинал и с вами создал дело.

      Я вам обязан всем добром:

С заводских черных стен до этих вот хором,—

      Во всем ваш дух и тело.

В работе общей мы слились в одну семью.

Я нуждам вашим всю, всю душу отдаю

И позабочусь впредь о вашей светлой доле:

За то, что для меня вы не щадили сил,

За то, что были вы всегда в хозяйской воле,

Чтоб чувствовали вы, как я ваш труд ценил,

Дарю вам купчую на пятьдесят могил».

ЕРШИ И ВЬЮНЫ

      Слоняяся без дела

      В реке средь камышей,

Компания вьюнов случайно налетела

      На общий сбор ершей.

(«Случайно», говорю, а может — «не случайно»?)

      Ерши решали тайно,

Как им со щукою вести дальнейший бой?

Каких товарищей избрать в Совет ершиный

      Для руководства всей борьбой

      И управления общиной?

Достойных выбрали. «Все любы вам аль нет?»

«Все любы!» — «Все!» — «Проголосуем».

«Согласны, что и подписуем».

«Позвольте! Как же так? Уж утвержден Совет? —

Пищит какой-то вьюн.— Да я ж не подписался!»

      «Ты к нам откуда притесался? —

                  Кричат ерши.—

                  Не шебарши!»

«Чего — не шебарши? Вьюны, чай, тоже рыбы.

Вы на собрание и нас позвать могли бы.

Есть промеж нас, вьюнов, почище вас умы.

      Со щукой боремся и мы».

      «Вы?!» — «Чем напрасно горячиться

      Да подыматься на дыбы,

      Вам у вьюнов бы поучиться

      Культурным способам борьбы».

«Каким?» — «Сноровке и терпенью.

      Уметь мелькнуть неслышной тенью,

      Где попросить, где погрозить,

      Где аргументом поразить,—

Зря не казать своих колючек;

Колючки — это уж старо!»

      «Постой! Наплел ты закорючек.

      Да у вьюнов-то есть перо?»

«Есть».— «Без колючек всё?» — «Вестимо».

      «Тогда... плывите, братцы, мимо!»

ЕПИТИМИЯ

Настоятель М-ской пустыни К-ской области не выдает монахам штанов.

«Современное слово», 1913 г.

Узревши, как под свист, под песни, охи, ахи,

          Поднявши рясы до рубахи,

          В страстной четверг монахи

          Плясали лихо трепака

                   У кабака,

Накинулся на них отец игумен:

«Псы! Мало путаться вам с бабами у гумен

Да девок зазывать под вечер в пустыри,

Так вы теперь на грех и в срам пустились явный?

Любуйся, дескать, люд хороший, православный,

Какие кобели идут в монастыри!

Что ж думаете вы? Что я все так оставлю

          И отпущу вам все вины?

          Да я вас, вражьи вы сыны,

          Год целый каяться заставлю!

Чтоб знали вы, как чтить великий четверток,

          И чтобы впредь вы, лоботрясы,

Бесстыдно оголясь, не задирали рясы,

Отныне повелю держать вас... без порток».

Даю не вымысел, а жизни верный сколок.

Хоть дерзкий мой язык обычно груб и колок,

Я о портках пишу без замыслов худых —

Во здравие души и тела молодых

          И старых... богомолок.

ДОБРЯК

Какой-то филантроп, увидевши с крыльца

Изнеможенного оборвыша-мальца,

   Лежащего средь цветника врастяжку,

Воскликнул: «Жалко мне, дружок, измятых роз,

   Но больше жаль тебя, бедняжку.

            Скажи, зачем ты здесь?»