Книга Год Быка - Александр Омельянюк

В последнее время Платон пытался как-то привлечь одинокую Настю к жизни большой семьи московских Кочетов, чтобы она общалась не только со своим сыном, но и с племянниками, участвовала в обсуждении различных житейских вопросов, в частности творчества брата, или даже играла бы во что-нибудь вместе с ними, занималась посильным спортом.

Но Настя всегда противопоставляла себя всем, как истину в последней инстанции, была готова всех учить, быть критерием этой истины.

Она не понимала, что её приглашают в гости не для себя, а для неё же самой, чтобы она пообщалась с родственниками.

И поэтому такая её позиция всё больше и больше удаляла Настю от брата и его потомков. Анастасия становилась уже нежелательным гостем практически на всех вечеринках, и чем дальше, тем чаще.

Позже вечером прозвучал звонок от старшего сына Вячеслава из Буэнос-Айреса.

Тот передал поздравление отцу от всей своей семьи, и сообщение, что прилетит в Москву совсем скоро, уже в феврале.

А Платон в свою очередь, через него от всех московских родственников поздравил их невестку Исабель.

Чуть позже и тоже по Skype дозвонился и сын Владимир из Жёлтых Вод, тоже поздравив отца с днём рождения от всей своей семьи.

В субботу, шестнадцатого января, после лыж, на которых Платон показал лучшее время в сезоне, они с Ксенией отбыли в гости к Даниилу и его семье.

Ехали более двух часов. По дороге в автобусе до Платона дозвонился Александр Михайлович Сталев, с опозданием поздравив своего школьного товарища:

– «Нам бы как-нибудь встретиться?!» – завершил он просьбой поздравление.

– «Не плохо бы!» – соблюдя приличия, покривил душой Платон.

Он совершенно не хотел встречаться со своим школьным товарищем, ибо для этого у того было множество возможностей и в прошлом.

Новорождённый, двадцатидневный Мишутка, показался деду каким-то даже весёлым. Ксении же – недалеко развившимся от эмбриона.

Накануне Данила оформил Свидетельство о рождении своего первенца, и ещё на одного Кочета, вернее пока кочетка, в Москве стало больше.

Платон с Ксенией подарили новорождённому комбинезончик на весну и замысловатую игрушку на коляску, а родителям – три книжки по уходу за новорождённым, набор варений домашнего приготовления, и деньги, вложенные в поздравительную открытку с сочинённой дедом колыбельной «Дрёма» для Мишутки:

Далеко от домаЗатерялась дрёма.Ты её найди,В дом свой позови.

Будет в доме дрёма,А потом – истома.Ты их не буди,Вместе лишь усни.

Пусть навеет дрёмаСны все, снова, снова.Дрёму не буди,Слаще лишь усни.

Спят в берлоге мишки,Всех зверей детишки.Только ты не спишь,На меня глядишь.

А под одеяломВ мягком, чистом, вялом,Спать всем хорошо,И всегда тепло.

Так что расслабляйся,В дрёму погружайся,Крепче засыпай.Баю, баю, бай!

Гости не только посмотрели на внука, но и осмотрели его родные пенаты. Без кормящей в этот момент Александры выпили за новорождённого и день рождения его деда. Данила подарил отцу освежитель воздуха.

К чаю вышла уже и покормившая ребёнка мать. Застолье за тортом продолжили вчетвером. Обратно выехали не поздно, и до дома добрались быстрее. Все последующие дни счастливый дед ходил ещё более одухотворённый, более уверенный в себе и завтрашнем дне.

Девятнадцатого, во вторник, Платон по наводке начальницы, повёл всех в «Ёлки-палки» на повороте Солянки, туда же, куда он в августе демонстративно не пошёл на день рождения Гудина.

Интересно, а как поведёт себя Гудин? – думал он все последние дни.

Но желание поесть и выпить на халяву пересилили у Ивана Гавриловича чувство обиды и гордость, которая у него никогда ранее и не проявлялась.

Сели у входа. У большого окна – женщины, рядом с Ноной – Платон, напротив него, рядом с Надеждой – Гудин, а место в торце досталось самому молодому – Алексею.

К удивлению Платона все коллеги поддержали его уже давнее начинание по-поводу отвращения к пиву.

– «Да сколько можно? Уже надоело оно всем! Да и вреда от него предостаточно!» – слышались их поочерёдные высказывания.

Заказали литр «Клюковки» на всех. Та пилась на удивление легко. Даже виновник торжества опрокидывал одну за другой стопки сладкого, средне алкогольного напитка, уже по привычке не чокаясь только с Гудиным.

Первый тост Надежды затронул практически все стороны жизни Платона.

– «Ну, ты и сказанула! Всё охватила! Оставь и нам что-нибудь сказать!» – наперебой стали останавливать её коллеги.

Второй тост произнесла Нона, пожелавшая имениннику, чтобы всю оставшуюся жизнь он прожил так, чтобы были те, кто подал бы стакан воды на старости лет.

Третий тост Алексея вынужденно свёлся лишь к пожеланию Платону спортивного долголетия.

Так что для Гудина и желать-то ничего невольно не осталось. Воспользовавшись тем, что Платон отошёл к официантке попросить её добавить ещё хлеба и пирожков, Иван Гаврилович поднял стопку и произнёс нейтральный для именинника тост. Платон успел лишь к его окончанию.

Тот предложил тривиально выпить за то, чтобы у всех деньги водились и не переводились.

А кто ж откажется от этого? Чокнулись, выпили!

Видя, что никто больше не желает ему здоровья и творческих успехов, а выпить хочется, Платон сам отметился двумя тостами:

– «За присутствующих здесь наших женщин!» – ибо не хотел пить за мужскую часть коллектива, и:

– «За детей и внуков! Чтобы они нашли свою дорогу в жизни и осилили её! А мы им естественно поможем, чем сможем!» – кои в полном комплекте оказались только у них с Гаврилычем.

Как обычно все заказали по «телеге», дававшей возможность до пяти раз набирать полную тарелку всяческих салатов и прочих закусок.

Разохотившиеся, до горячего естественно и не дошли. Зато в завершение трапезы добавили десерта. К кофе заказали: кто шоколадного торта, кто мороженого. А Нона решилась и на то, и на другое, запив третьим.

В общем, наелись и напились. Но самое удивительное, Гаврилыч вёл себя степенно, не устраивал свою клоунаду. От него даже не доносилось каких-либо шуток, тем более не слышались придирки и подколки Платона.

Разошлись не поздно. В хорошем настроении Платон с Надеждой теперь возвращались домой через метро «Китай-город».