Книга Год Быка - Александр Омельянюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разошедшийся и разогревшийся Бехеровкой, старец встал из-за стола и изобразил, как он будет играть на балалайке и петь: «Мы, москоские робята…», а Алексей идти сзади с протянутой шапкой.
Но тут его взгляд упал на Платона, и Иван уточнил:
– «А народу мы скажем, что один из нас, с фамилией Кочет, не местный!».
– «Это, который будет просить с шапкой: «Поможите на пропитание!» – начал контратаку Платон, поначалу вызывая довольную его самокритикой, гаденькую улыбочку оппонента – Или, который с домрой из Ташкента?» – но тут же замолчал, объясняя, как всегда сидящей рядом, Ноне:
– «Мне, европейцу, эта азиатчина непонятна!».
Но это оказалось единственным, что всё равно не омрачило его праздничного настроения.
По обыкновению, к метро Платон снова шёл наедине с Надеждой. Разговорились естественно о только что происшедшем.
Надежда восхищалась Гудиным:
– «Сегодня Гаврилыч какой весёлый был! Я его таким никогда раньше не видела!».
– «Я тоже! Клоун, он и в Африке – клоун!» – не восхитился им Платон.
Надежда рассмеялась, но продолжила говорить о чудике:
– «У него сегодня было очень хорошее настроение! Он же новую челюсть вставил!».
– «А-а! А я подумал, что он специально для тебя старается, долг отдаёт!» – высказал свою версию Платон.
– «Какой долг?» – встревожилась, ранее ей не отданному, начальница.
– «Ну, как какой? Ну, ты же, как твоя Маня с Челсиком, тоже лижешь, только Гаврилычу! Вот он, клоун наш, сегодня и расстарался для тебя!».
– «Такой поспешный вывод мог сделать только… дурак!» – обиделась Надежда.
– «Или женщина!» – тут же отбил атаку, не дав себя оскорбить, её непокорный подчинённый.
Оба рассмеялись, погасив неловкость.
– «Ты наверно на него в обиде за его нападки на тебя?!» – открылись её глаза для Платона.
– «А чего на него обижаться-то?! Я привык! У него же и мировоззрение проктолога! Я даже держу в запасе фразу для него: Да я тебе сейчас твой глаз в твою же жопу засуну и попрактикуюсь, как проктолог!
Так что, когда меня этот циклопик достанет, я скажу ему это!» – опустил он единственный глаз оппонента.
– «Ну, ты уж очень…» – попыталась успокоить она коллегу.
– «Да я стараюсь с ним вообще не общаться, не видеть его! Так что до этого, надеюсь, не дойдёт!?» – перебил он, поняв, к чему та клонит.
– «Ну, бог с ним! Уф, какие высокие здесь ступеньки!» – закрыла нудную тему начальница, перейдя к прозе жизни.
– Да, уж! Я их помню с самого раннего детства! Это первое моё метро в жизни! Я даже по этому поводу как-то стих сочинил!» – теперь уже Платон успокоил её.
Первая рабочая неделя года завершалась днём рождения Платона Петровича Кочета. Однако по просьбе начальницы, мотивировавшей свою просьбу недавней праздничной трапезой по её случаю и по случаю встречи Старого Нового года, празднование перенесли на вторник, девятнадцатое января, на Крещение.
– «А ведь Христос тоже был Козерогом!» – выдал Платон Надежде, неожиданно осенившее его.
Утром, пятнадцатого, первой дома мужа поздравила Ксения. Вторым, в метро по мобильнику, его поздравил сын Даниил. Затем на работе, сначала третьей по телефону отметилась Анастасия, заодно сразу напросившись на вечерний визит к брату, мотивировав сою просьбу приготовленным ею опять холодцом.
Потом – четвёртой, вживую – Надежда. Но, как всегда, тёплые слова наедине она заменила вручением денежного подарка.
Зато пятая, Нона, произнесла их, чмокнув виновника в щёчку. В отместку тот, с демонстративной для Надежды гримасой блаженства, крепко прижал к себе шикарные груди её соперницы. Надежда ревниво рассмеялась. Нона же добавила огня, прокомментировав и жест мужчины, и свои желания:
– «Можно ещё! Желаю тебе здоровья!».
– «Спасибо! Это теперь более чем достаточно!» – успокоил горячую женщину Платон.
– «Да! Мы дожили до такого возраста, что на другое можно и не распыляться!» – поторопилась с выводом, дожившая до такой жизни, Надежда.
И как всегда, Платон не дождался поздравлений от не лучшей половины их трудового коллектива.
Зато на работу позвонила Варвара и от себя с Егором поздравила именинника, договорившись, что вечером Платон от всех сам поздравит Исабель.
Потом позвонил Александр и от всей своей семьи тоже поздравил Платона. А на вопрос друга о новостях в доме, Саша сообщил, что дело дошло уже до битья посуды:
– «Во время редкого совместного обеда в воскресенье Наташка придралась к Сергею за его неприветливое выражение лица.
Он и ответил ей грубостью! И понеслось! Я пытался её остановить, просил, чтоб она хотя бы не орала! Куда там?! Она стала просто голосить ещё громче и сильней!
Пришлось мне останавливать её в этот раз битьём посуды! И знаешь, помогло?! Сначала она истошно заорала, переключившись теперь на меня, а потом что-то поняла и отстала хотя бы от Серёги!».
– «Ну, и правильно! Не по морде же бить бесноватую!» – поддержал Платон друга.
Не успел именинник переступить порог дома, как неожиданно позвонил и потерявшийся бывший друг Валерий Юрьевич Попов, как ни в чём не бывало тепло поздравив Платона. Вместе они так долго обсуждали новости, что точно в назначенный срок явившаяся Анастасия застала брата неглиже.
Пока Платон переодевался в домашнее и приводил себя в порядок, Ксения окончательно накрыла и так почти подготовленный праздничный стол. Сели и выпили на троих, подаренное их троюродной сестрой из Крыма Надеждой, прекрасное креплёное, десертное сладкое, белое марочное, двухлетней выдержки вино «Пино-Гри» производства Массандры.
Женщины подняли тосты за брата и мужа, а Платон – за женщин!
В процессе беседы, где тон в основном задавала гостья, Платону показалось, что Настя как-то изменилась не в лучшую сторону, как внешне, так и в поведении, в манере вести разговоры.
Она резко, грубо и зычно обрывала собеседника, когда тот пытался её перебить, возражая в чём-нибудь:
– «Ну, дай я договорю!».
А когда Платон спросил её мнение с психологической оценкой оригинального женского ответа из издательства, она вообще неожиданно, не понятно к чему, просто отмочила, оскорбляя брата:
– «Так ты ж в психологии ни ухом, ни рылом!».
И тогда Платону показалось, что сестра за последние дни, после полного разрыва сына с нею, потеряла свою внутреннюю силу, психологическую устойчивость, стала грубой, ещё непримиримей к другим людям, к их позиции и мнению.