Книга Зажмурься покрепче - Джон Вердон

— Не спеши, детектив, — произнес Эштон, снова перекладывая пистолет в другую руку и целясь Гурни в грудь.

— Откройте им дверь! — потребовал Гурни.

— Не сейчас.

— Что вы затеяли?!

Из колонок стали доноситься крики. Снова взглянув на экран, Гурни увидел, что одна из девушек держала огнетушитель, из которого, вместо пены, лилась горючая жидкость, порождавшая теперь языки пламени вдоль скамеек. Другая девушка схватила другой огнетушитель, но результат был тот же — струя вскипала огнем. Очевидно, огнетушители умышленно наполнили горючим веществом. Это напомнило Гурни убийство с поджогом двадцатилетней давности, когда выяснилось, что один из огнетушителей опустошили и наполнили желатинизированным бензином — фактически напалмом домашнего приготовления.

В часовне теперь началась паника.

— Сейчас же открой двери, хренов урод! — закричал Хардвик.

Старший Эштон сунул руку в карман и достал что-то блестящее. Простой нож с выкидным лезвием, каким мальчишки-бойскауты строгали ветки в лесу. Лицо Хобарта не выражало ровным счетом ничего, а взгляд был направлен в затылок сына.

Эштон-младший между тем смотрел на Гурни.

— Я бы предпочел другую коду, но ваше помпезное вмешательство не оставило мне выбора. Если подумать, эта концовка, в целом, не хуже.

— Выпусти их оттуда, кретин! — снова закричал Хардвик.

— А я так старался, — вздохнул Эштон, не меняя тона. — У меня были такие надежды. Каждый год у нескольких девочек был прогресс, но результат был смешон в масштабах напасти. Большинство девиц после выпускного оставались теми же ядовитыми змеями, которых я терпеливо пытался отогреть. И они уползали, чтобы отравлять этот мир, как и прежде.

— Вы были бессильны, — кивнул Гурни.

— Я тоже так думал, пока мне не открылось Предназначение и пока мне не передали Способ. Любую, желавшую и дальше источать отраву, я мог хотя бы ограничить в возможностях, не допустить, чтобы она жалила невинных.

Крики из колонок становились истошнее. Хардвик, помрачнев, начал надвигаться на Эштона. Гурни вытянул руку, чтобы остановить его жестом, а Эштон одновременно поднял пистолет и прицелился Хардвику в сердце.

— Джек, умоляю, — сказал Гурни, — не провоцируй стрельбу там, где не можешь в ней участвовать!

Хардвик остановился и прикусил губу, словно это помогало ему держать себя в руках.

Гурни улыбнулся Эштону:

— Слышал, вы собираете джентльменскую «дань вежливости».

— О, Болстон проболтался?

— Рассказал кое-что про «Карналу», да. Но я бы с удовольствием послушал продолжение.

— Вы и так слишком много знаете.

— Много, но не все.

— История по своей сути проста. Я вырос в неблагополучной семье, — сказал Эштон и жутковато улыбнулся на последних словах, умудрившись этим оскалом передать сонм кошмаров, кишащих за потрепанным термином. — В какой-то момент меня оттуда забрали, отдали приемным родителям, отправили учиться. В процессе учебы я выбрал известную вам специализацию и долго был неудачником: большинство моих пациентов продолжало насиловать малолеток. Я был растерян, обезоружен, пока не понял, что в моих руках возможность сводить девиц адских нравов с мужчинами адских нравов. Чтобы худшие разбирались с худшими. Понимаете? Condign reparation. Идеальное решение, — улыбка исчезла. — Джиллиан была не дура, но совала нос куда не надо. Подслушала пару телефонных разговоров, ей стало интересно, и это сделало ее опасной. Полной картины, естественно, ей увидеть не удалось, но того, что она узнала, хватило для шантажа. Сперва она потребовала, чтобы мы поженились. Я знал, что этим дело не закончится, и решил проблему довольно изящным, как мне кажется, способом. Какое-то время я был абсолютно удовлетворен исходом. Но потом появились вы, — на этом месте он поднял дуло и прицелился Гурни в лицо.

На экране часть скамеек пылала, из половины ламп на стенах полыхал пламень, а драпировка успела обуглиться. Большинство девушек лежали на полу, некоторые пытались закрыть лицо руками или дышать через оторванные лоскуты одежды. Плач, кашель, рвота.

Хардвик был готов взорваться на месте.

— Появились вы, — повторил Эштон, — умница Дэвид Гурни. И смотрите, к чему это привело! — он махнул пистолетом в сторону экрана. — Что, ваш блестящий ум вам не подсказывал такого варианта развязки? А ведь другого быть не могло. Вы рассчитывали, что я их отпущу? Как умник может быть таким идиотом?

Хобарт сделал несколько шагов вперед.

Хардвик закричал:

— И это твое «идеальное решение», больной ты псих?! Вот это дерьмо? Сжечь живьем сотню с лишним девчонок? Это — идеальное решение?!

— Да-да-да, именно! А думали, что если меня загнать в угол, то они будут свободны?! — голос Эштона теперь дрожал. — Вы рассчитывали, что я оставлю в мире это змеиное гнездо, чтобы гадюки жрали младенцев? Чтобы эти гнилые, безумные, дрянные твари…

Все произошло так быстро, что Гурни едва заметил. С той стороны кресла последовал взмах руки, затем какое-то еще движение, и Эштон замолчал. Старик быстро обошел сына — неожиданно молодой походкой — и выхватил у него из руки пистолет, при этом, судя по звуку, сломав ему палец. Эштон уронил голову на грудь, и тело тоже стало медленно падать вперед. Наконец, он упал на ковер и застыл в позе эмбриона. Вокруг начала расползаться лужа крови, закрывая вопрос о способе убийства.

Хардвик побагровел.

Хобарт вытер ножик об спинку кресла, сложил его привычным жестом и убрал обратно в карман.

Затем посмотрел на Эштона и тоном, которым отпускают грехи, произнес:

— Говнюк.

Глава 78

Все, что осталось

В молодости Гурни мутило от вида крови, особенно если она вытекала из смертельной раны, но за двадцать лет в отделе по расследованию убийств он научился справляться с неприязнью. Он умел, когда нужно, скрывать свои чувства или хотя бы подменять животный ужас выражением брезгливости. Именно к этому он сейчас и прибег.

Кровь продолжала растекаться неспешным овалом, а персидский ковер неторопливо ее впитывал.

— Ну и дерьмо, — произнес Гурни тоном, которым комментируют наличие птичьего помета на лобовом стекле.

Хардвик моргнул и посмотрел сперва на Гурни, затем на тело и, наконец, на ревущую преисподнюю на экране. Затем непонимающе посмотрел на отца Эштона.

— Что ж вы не открыли им дверь?!

Гурни и старик посмотрели друг на друга одинаковым взглядом, лишенным всякого сочувствия. Если обычно Гурни пригождалась способность имитировать спокойствие в любой ситуации, то сейчас ее было недостаточно. Эштон-старший излучал невозмутимость пугающей, брутальной природы, будто убийство сына придало ему сил и успокоило ум, будто наконец удалось исправить чудовищную ошибку.