Книга Зачарованное озеро - Александр Александрович Бушков

не держит ничью сторону...

— Потому что не умеет, — сказал Тарик. — Мне вот пришло в голову... Если бы леса умели как-то выступать против пожаров, а реки — против засухи, неужели не стали бы бороться? А бороться — это и значит встать на чью-то сторону...

Он чуточку удивился сам себе: гладкие слова сами собой лились с языка, и на ум приходили мысли, над какими прежде не задумывался...

— Ты умный, — сказала Озерная Красава. — Давным-давно у меня в гостях был такой... Я тогда еще могла бродить по лесу, выходить на берег. И наткнулась на него в лесу, он еще не упал с ног, но обессилел изрядно. Пошел, как это называется, напрямик по незнакомым лесам и заплутал, никак не мог найти верной дороги, я его взяла к себе в гости, кормила и выхаживала...

— А потом?

Озерная Красава пожала плечами:

— А что могло быть потом? Я же не ем ни людей, ни животных, и пленников не держу, хотя иные и рассказывают обо мне такие байки. Потом ему стало у меня тоскливо, и он ушел. Я послала с ним птиц, — она кивнула туда, где по-прежнему лениво кружили над здешними камышами пестрые птицы. — И они его вывели на правильную дорогу...

— Получается, ты сделала добро, — сказал Тарик.

— Ну, не так уж чтобы совсем бескорыстно... — В ее глазах мелькнула обычная женская игривость, многое сказавшая Тари-ку. — Мне, как и людям, иногда хочется любви, а он был молодой и красивый. Занятно. Мы много разговаривали: и о добре и зле, и об умной и неразумной натуре... Он говорил то же, что и ты. Только раз встречала человека, говорившего об умных вещах. Обычно попадались гораздо более глупые. Иные выпытывали у меня про

клады и никак не хотели верить, что их нет, иные домогались любви, нимало не озаботясь тем, что они мне не нравятся, а были и такие, что ловили в моем озере рыбу, ничуть не заботясь, что ей предстоит нерест... А он был совсем другой. Это понятно: он жил в таком доме... где те, у кого много знаний, передают их тем, у кого знаний мало. Только там были не дети, а юноши...

— Ну да, — без труда понял ее Тарик. — У нас такие юноши зовутся студиозусы...

— У нас как-то иначе, но я забыла, это было давно, а память у меня не бездонная. Ну что же... Ты верно подметил: разумная натура не всегда остается в стороне от борьбы со злом. А в тебе я увидела человека, который как раз собирается со злом бороться. Особенно если то, что в тебе дремлет, проснется. И я могу тебе помочь, пусть немножко...

Обернувшись к озеру, она подняла руку ладонью вверх и пошевелила губами. Тарику показалось, что уши у него заложило, но это тут же прошло. Вскоре невдалеке от берега возникла волна — углом, как от быстро плывущей лодки, но на спокойной глади никакой лодки не видно.

Ага, вот оно что... Воду вспорол и поднялся над поверхностью высокий плавник, колючий и длинный. А там и показалась верхняя часть чешуйчатого туловища, длинная голова... Большая рыбина подплыла совсем близко, встала на мелководье — длиной чуть ли не с Тарика, похожая на щуку, с зубами, которым позавидовала бы иная щука. С первого взгляда ясно, что питается она не водяными козявками и подводными травами — хищник...

В зубах она что-то зажимала — и вдруг, рванувшись всем телом, выскочила из воды, лишь хвост в ней остался, и с шумом, плеском и брызгами обрушилась назад — но предмет, который держала, полетел вверх, и Озерная Красава поймала его на лету. Протянула Тарику:

— Такой вот мой тебе подарок, может пригодиться...

Тарик взвесил вещичку на ладони — тяжелая, как свинец, но цвета не свинца, а старого золота. Овальная бляшка размером с пару

денаров и толщиной с денар, на одной стороне глубоко вырезан непонятный знак, а другая чистая...

— У нас это называется тагайр, — сказала Красава. — У Малышей, — она посмотрела в ту сторону, где довольно далеко от берега с охотой гонялись друг за другом Тильтиль и Митиль, — это зовется «оберег». Вот я и подумала: если ваши обереги от зверей исправно отпугивают наших хищников — мне рассказали Малыши, они бесхитростные, — то, может, тогда у вас и тагайр станет исправно служить? Это такой... такой оберег от злой силы. Может быть, все носители зла не смогут к тебе и близко подойти и сделать что-то плохое, а может быть, и не все, тут уж я не знаю: представления не имею, чем наша злая сила отличается от вашей, а в чем схожа. Это уж тебе самому выяснять...

— Благодарю, — сказал Тарик, бережно спрятав загадочную вещицу в карман и лишний раз убедившись, что тот не прохудился. — Будет случай выяснить, и скоро... Благодарю.

— Есть такая приговорка: из благодарности одежу не сошьешь... — Красава, склонив голову к плечу, глянула на него с тем самым выражением, с каким женщины хотят о чем-то попросить. Порой они с самым невинным видом уверяют, что речь пойдет о совершеннейшем пустяке, но часто это не так. Бывало, знаем...

— У нас тоже похожие приговорки есть, — сказал Тарик. — Хочешь, чтобы я тебе чем-то отслужил?

— Очень хотелось бы, — сказала Озерная Красава с хорошо скрытым нетерпением (Тарик и эти женские уловки знал). — Не подумай, что я торгуюсь и ставлю условия, ты можешь отказаться и уйти с тагайром — дареное не забирают назад. Но если бы ты согласился, мне стало бы гораздо вольготнее жить. То, что я в тебе чувствую, и то, что в тебе дремлет, позволяет надеяться, что ты сможешь. Тем более что время для отслуги настанет не сегодня и не завтра, хоть и не обороты придется ждать...

— И что нужно сделать? — тихо, серьезно спросил Тарик.

— Я не боролась со злом нарочно, но получилось так, что оно само меня нашло, — сказала Озерная Красава,