Книга Заслуженное счастье - Лидия Чарская

Потом пошли на озеро. Огромное, синее, шумливое, оно произвело глубокое впечатление на Ию. Волны бурлили здесь еще по-весеннему. Зеленые сосны и глубокие пески, желтевшие на обрыве крутого, высокого берега, дополняли его дикую красоту, отражаясь в зеркальной поверхности озера.

Отсюда Степан покатил кресло Славушки по направлению леса. Ия шла подле, держась за ручку этого своеобразного экипажа. По просьбе мальчика, она рассказывала ему о своей семье, о милых обитательницах Яблонек, о брате-художнике и о маленьких друзьях Журе и Наде с их светлой энергичной матерью.

Широко раскрытыми глазами смотрел Славушка на свою спутницу. Хотя Ия ни словом не обмолвилась еще о том, что заставило ее уехать из родного гнезда и поступить на место, чуткий мальчик умом преждевременно развившегося маленького человечка понял, что одна только необходимость помогать родной семье заставила молодую девушку искать заработка вдали от близких её сердцу людей.

К обеду спустился из своего кабинета профессор Сорин. Пришел доктор Магнецов, находившийся безотлучно в доме, серьезный, задумчивый человек, со сдержанными манерами и тихой речью. Его познакомили с Ией, и в серьезном, умном взгляде доктора, обращенном на Славу, Ия прочла то же искреннее участие, ту же бесконечную готовность помочь милому маленькому больному. Да и не только самому Алексею Алексеевичу Сорину, обожавшему сына, не только доктору Виктору Павловичу, во и всем окружающим: прислуге, Степану, добродушной Анне-Марии и недалекой Иде, был, по-видимому, дорог и мил этот хрупкий, как цветок, и нежный, как цветок же, маленький больной. Что-то необъяснимое тянуло все сердца к Славушке, что-то будило самое глубокое и нежное сочувствие к нему. Как-то совсем по особенному, трогательно и ласково расплывались улыбки на лицах всех этих людей, обращавшихся с вопросами к Славушке или отвечавших ему. И сама Ия почувствовала, как внезапно дорог стал ей с первой же минуты встречи этот мальчик, такой трогательно-прекрасный и покорный своему недугу.

Обед прошел оживленнее, чем когда-либо. Возбужденный свежим воздухом и прогулкой Славушка кушал нынче с большей охотой, нежели всегда, и аппетит сына самым благоприятным образом отразился на настроении духа самого профессора. Он шутил с мальчиком, с доктором и Ией, добродушно посмеивался над Анной-Марией, пересолившей в честь приезда нового члена семьи молочное блюдо. Рассказывал о своем труде, о будущем своей книги, на которую возлагал большие надежды, делился своими планами с присутствующими, или внимательно слушал Славушку, когда тот своим нежным, слабым голоском рассказывал отцу про сегодняшнюю прогулку.

После обеда Степан покатил в гостиную кресло барчонка. Доктор направился вслед за ними.

— Могу я предложить вам пройти со мной в кабинет, Ия Аркадьевна, — попросил девушку Сорин.

Ta молча последовала за хозяином дома.

В большой светлой комнате второго этажа с огромными шкафами во всю стену, сплошь заставленными книгами, с таким же огромным письменным столом, Ия остановилась пораженная. Прямо перед ней над письменным столом профессора, заваленным бумагами, всевозможными книгами, брошюрами и заставленным стеклянными колбочками и ящиками с сухими растениями, над этим алтарем ученого, высилась на холсте, заключенном в золоченную раму, женщина, прекрасная, как мечта. Каждая черточка её молодого тонкого личика дышала глубокой грустью. Задумчивые черные глаза смотрели таким ласковым, таким нежным, трогательным взором прямо в лицо Ии, что молодая девушка, словно загипнотизированная этим взглядом, не могла уже оторвать от портрета своих глаз. Кроме удивительной ангельской красоты этой женщины, Ию поразило в лице её сходство с другим маленьким ангелом, который находился сейчас там, в гостиной, в обществе доктора и верного слуги.

Те же прекрасные, трогательные глаза раненой серны, та же покорная улыбка обреченного, то же прелестное, томное личико, носящее на себе печать тихой покорности судьбе. Ия все смотрела и смотрела, не отрываясь от милого видения. Она решительно забыла о своем собеседнике-профессоре и словно проснулась от глубокого сна тогда только, когда подле неё раздался голос Алексея Алексеевича, перехваченный сейчас глубоким волнением.

— Смотрите на мою Нину, барышня, — дрожащими нотками сорвалось с губ Сорина, — произвела она на вас впечатление? Не удивительно… Не удивительно, Ия Аркадьевна… Это был ангел, ниспосланный мне Богом и снова вернувшийся в рай… Ах, барышня… Если бы вы могли знать ее! Эту дивную душу, эту неземную кротость и ангельскую доброту! Таким, видно, нельзя жить на земле… Они нужны там, выше, для лучших целей… Я нарочно привел вас сюда, чтобы показать вам мою Нину, a вас ей, и вместе с ней, с моей дорогой покойной просить вас дать последние заботы, уход и радости нашему обреченному сыну… Я и Нина просим вас помочь совершит нашему мальчику последний этап его коротенькой жизни. Дать ему утешение, окружить его женским, чутким, заботливым уходом, на который способна только такая девушка, как вы, с любящим, самоотверженным сердцем, с большой возвышенной душой. Дайте же моему мальчику радостное забвение, усыпите его тревоги, пусть он не думает о конце, пусть, если суждено умереть ему очень рано, пусть этот переход в вечность произойдет без особенной муки для него… Среди цветов, улыбок и доброй заботы и ласки… Вы видите, я, старый засохший над моими книгами и трудами, чудак, я заговорил, как поэт, и плачу, как ребенок! Да, я плачу в эти минуты, Ия Аркадьевна, когда думаю о том, что гибель моего Славы неизбежна; что, несмотря ни на что, мне не спасти его. Дорогая Ия Аркадьевна, знаете ли вы, что я положил в конверт большую сумму денег на имя той, которая примет последний вздох моего Славушки… Но я знаю вас… Вы отвергнете это… Вы будете протестовать… Не отвергайте же моих слез и слез моей покойной Нины и дайте радостные и счастливые дни утешения и заботы нашему обреченному ребенку.

По лицу Сорина текли слезы. Мольбой звучал его дрожащий голос. И весь он — этот большой сильный с обезьяньей внешностью человек, — трепетал и вздрагивал от через силу сдерживаемых рыданий, как лист, как былинка.

Ресницы Ии были мокры от слез. Она была потрясена и взволнована этим чужим горем. Невольно снова устремились её глаза к лицу женщины на портрете и она произнесла громко, как клятву, взволнованным и дрожащим голоском:

— Да… Даю слово… Обещаю и вам, отцу Славушки, и вам, его прекрасная мать, что приложу все старания, все мои силы для борьбы с недугом, захватившим ребенка, a если, если это не удастся мне, то… то… Я помогу бедному милому Славушке встретить бестрепетно и спокойно страшную гостью.

И, закрыв мокрое от слез лицо обеими руками, потрясенная Ия быстрым шагом вышла из кабинета, не слыша выражений благодарности и глухих рыданий профессора, несшихся следом за ней.

Глава VII

Чудесный июньский вечер. Солнце близится к закату. Играют его разноцветными огоньками стекла дома. Старые сосны навевают прохладу зелеными тенистыми навесами мохнатых ветвей.

В гостиной на мызе Сориных все окна раскрыты настежь. За роялем сидит доктор Магнецов и тихо играет Лунную сонату. Как она прекрасна! Славушке, лежащему на диване, кажется, что под звуки этой сонаты, там, за открытыми окнами, под зеленым навесом сосен и елей, кружатся и прыгают маленькие существа. Это — лунные эльфы. И хотя солнце еще не зашло и сумерки только-только что начинают спускаться, голубоватые, нежные северные сумерки суровой холодной страны, — эльфы уже здесь. Эльфы уже танцуют. Они уже водят хороводы под звуки Лунной сонаты и пляшут с крошечными венчиками на головах. Ия сидит подле больного. Она только что кончила читать интересную, захватывающую повесть о маленьком лорде Фаунтлерое. Потом много и долго думала о нем. Как жаль, что Славушка, так похожий на маленького героя Бернетт, не может, в силу своего недуга быть таким же энергичным и сильным мальчиком, как тот!