Книга Велькино детство - Алексей Олейников

Были извлечены кипы каких-то пожухлых квитанций и ордеров, какие-то пакеты с распашонками, и перетянутые резинкой стопки крышек для закатки банок, и ещё куча такого же барахла. Всё было старое, никому не нужное и очень запылённое, в чём сначала убедился Витька, оглушительно чихнув, а потом громко подтвердил Велька.

– Ну вот на шо вы его открыли? – недовольно заметила бабушка. – Делать больше нечего?

В носу у Вельки засвербило, и он тоже пожалел, что открыли диван, но тут Витька вытащил две бархатные от пыли толстые тетради. Сдув белое облако, он прочёл на одной из них:

– Дневник ученицы 5-го класса… школы… Надежды…

– Это же твоей мамы дневник! – мгновенно оценил находку Велька. – А второй?

Витька дунул и прочёл:

– Дневник ученицы 7-го класса… Вероники…

– Ой, а это моей мамы дневник! – Велька понял, что поиски закончены – клад найден. Он со стуком опустил подушку на место. – Давай поглядим. – Велька взял дневники, протёр их тряпкой и осторожно открыл.

Дневники были самые обыкновенные, точно такие же, как и у Вельки в школе, только у него в разлинованных строчках как курица лапой писала, а здесь круглым старательным почерком были выведены названия предметов и домашние задания так чётко, что было всё понятно.

Велька пролистал сначала тётин дневник, потом мамин.

«А у моей мамы-то пятёрок больше», – стукнулась в нём мысль. Он полез в конец дневника, чтобы посмотреть итоговые оценки за четверти, и там его мама тоже опережала тётю Надю по количеству пятёрок.

Тут уж Велька смолчать не мог.

– Смотри, а моя мама лучше училась, – ткнул он дневник под нос Витьке.

– Вот ещё! – Витька насупился, и тёмные глаза его почернели. – Ничего не лучше.

– Лучше-лучше, – с нескрываемым превосходством заметил Велька. – Сам смотри.

И он начал листать дневник, выдёргивая мамины пятёрки и так быстро проскакивая тройки и четвёрки, что Витька и рта открывать не успевал.

– Вот здесь, по математике, и здесь, по русскому, и здесь ещё по русскому, – увлечённо листал Велька. – А ещё здесь.

– Ну и что? – обиженно защищался Витька. – У моей всё равно больше…

– А вот давай посмотрим. – Велька с азартом схватился за тётин дневник. – Смотри! – и он распахнул его на середине.

– Вот тройка по математике, и вот ещё одна, и ещё, – входил в раж Велька.

– А вот пятёрка, – не терялся Витька.

– Подумаешь, одна за неделю, – пренебрежительно фыркал Велька, – у моей мамы каждый день по пятёрке.

– Веля, прекрати, – предостерегающе сказала тётя Надя, перестав крутить ручку мясорубки, но Вельку уже было не остановить. В каком-то чёрном упоении он листал тётин дневник, выискивая самые большие оплошности и ошибки, и со сладостью предъявлял их Витьке.

Под давлением таких фактов тот сдавал позиции, но всё равно продолжал бороться за свою маму.

– Ну и что? – тихо говорил он, уже шмыгая носом. – Ну и что? Вон у твоей мамы тоже тройки были.

– Ха, тройки, – торжествующе отвечал Велька. – Ну давай их посчитаем – одна, две, три… Всего пять троек за год! А у твоей? – Он раскрыл дневник на уже знакомых страницах и, быстро посчитав, провозгласил: – Целых пятнадцать троек! А это что? – Он воткнул палец в низ страницы и с ликованием прочёл: – Не принесла на урок учебник!

Это было уже слишком. Витька, у которого и так уже в глазах стояли слёзы, не выдержал и с рёвом бросился из кухни.

– Ах ты дрянь такая! – Тётя Надя подскочила к Вельке и хлестнула его по щеке так, что у Вельки в ушах зазвенело. – Как тебе не стыдно, он же младше тебя! Сейчас же иди извиняйся!

Секунду Велька глядел на неё ничего не понимающими глазами, щека его горела, а сердце оглушительно колотилось. Потом он вскочил и молча выбежал из кухни.

Словно в воду, он окунулся в тёплую темноту ночи. Позади жёлтым горели окно и дверь кухни, где раздавался возмущённый тётин голос, но Велька сейчас не вслушивался в него. Он не понимал точно, что делает, он не думал, а бежал по дорожке быстро и целеустремлённо. Он искал Витьку.

Тот оказался за домом, в глухом углу около забора, среди диких вишен, едва шелестящих от тихого ночного ветра. Витька сидел и плакал, захлёбываясь слезами до икоты, и на Вельку никакого внимания не обратил.

– Витя, – Велька не знал, что сказать, глядя на тёмный силуэт брата возле стены. – Вить…

– Уйди от меня, – всхлипнул Витька.

– Вить, пойдём, я… я ошибся, – вдруг вдохновенно придумал Велька. – На самом деле твоя мама лучше училась.

– Правда? – задохнулся Витька.

– Да, точно тебе говорю, – закивал Велька, хотя брат не мог его увидеть. – Пойдём, я тебе всё покажу.

– Давай, – всхлипнул Витька, успокаиваясь.

Велька повёл брата за собой, касаясь невидимой стены дома. От выщербленных кирпичей веяло теплом, и воздух ночной сверлили цикады.

– Сейчас, сейчас, – бормотал он, чувствуя, как пылает щека. В голове у Вельки не было никаких мыслей – одно только горячее желание всё поправить.

Он деловито вошёл на кухню, не глядя на бабушку с тётей, и, усадив Витьку рядом, раскрыл оба дневника.

– Вот, смотри: у моей мамы тройка, а у твоей – пятёрка, – начал он.

– У твоей тут ещё одна пятёрка, – ревниво заметил Витька.

– Это ничего, это ерунда, – торопливо согласился Велька. – Подумаешь, пятёрка по музыке! Зато вот, гляди: у твоей две четвёрки по математике. Сам знаешь, это важней. А здесь вообще у моей начёркано.

Он листал старые дневники выросших школьниц и убеждал Витьку так, как будто от этого зависела чья-то жизнь. Он говорил, что Витькина мама – самая лучшая на свете, перепрыгивая ради этого лишние пятёрки своей мамы, торопливо сминал листы и выискивал похвальные надписи у тёти и замечания учителей в мамином дневнике и скоро добился того, что у Витьки высохли слёзы и он, повеселев, уже и не хотел читать эти злосчастные дневники.

– Пойдём уже в дом, Витенька. – Тётя Надя, закончив перемалывать мясо, вымыла руки. – Спать уже пора, надо зубы чистить.

Витька вздохнул и, отпихнув дневник, поднялся. Получив на руки зубную пасту, он перекинул полотенце через плечо и, прижавшись к маминому боку, пошёл в дом. Бабушка вышла на улицу кормить мясными обрезками ненасытное кошачье племя. Велька остался один.

Он пролистал ещё раз пожелтелые, пропахшие пылью страницы, поглядел на круглые пятёрки и угловатые четвёрки, выведенные размашисто красной пастой. Потом захлопнул, чихнул от пыли и уронил оба дневника за спинку дивана.