Книга Белые терема - Владимир Константинович Арро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Растяпистый! — подумал он. — Даже очереди не мог занять как следует. А может быть, подойти?..»
Но он не стал подходить, знал, что сразу начнутся расспросы, как с Цыганом в прошлом году. А новый учитель, видно по всему, разговорчив.
Ванька сел на траву неподалеку от всех, вынул из кармана огурец и стал есть. Но глаз с учителя не спускал. А тот со всеми поговорил, все посмотрел и теперь прохаживался вдоль дороги. «Скучает, видно, учитель, — подумал Ванька. — Обижается, что остался крайним. Боится, что не сядет в автобус. И не знает, что я ему очередь-то держу». И, волнуясь, решив быть как можно строже, он подошел к учителю.
— Здравствуйте. Очередь-то я вам занял.
— Да ну!
— Вчера вечером приехал. Всю ночь у столбика стоял.
— Вот так сюрприз! — обрадовался учитель. — А ты, собственно, это зачем?
— Как зачем? Встречаю.
— Кого?
— Да вас…
— А кто послал тебя?
— Да директор.
— Ай да молодчага! Вот спасибо! Умница твой директор. И ты парень хоть куда. А как тебя зовут?
— Иваном…
— Ага, адъютант, значит. Или, может, сынок?
Ванька затосковал: «Начинается. Теперь пойдет в душу лезть». И подумал, что не надо было подходить, пока не придет автобус.
— Вот что, — сказал учитель. — Минут двадцать еще у нас есть?
— Может, и больше. А что?
— Давай-ка, пошли!..
— Куда?
— Позавтракаем. Буфет уже открылся, я узнавал.
— Не хочу я, — сказал Ванька, а про себя отметил: «Скорый насчет буфета! Плохой это сигнал…»
— Это ты брось, — сказал учитель и чуть не силой потащил Ваньку к станции.
Взял он ему сардельки с макаронами и молоко. А себе пива. Все спрашивал ножичек, но его в буфете не оказалось. Тогда Ванька, едва сдерживая презрение, подал ему свой, складной.
— Ну, и много к вам народу из города ездит? — спросил учитель.
— Много… Каждый год.
— Красивые у вас места.
— Красивые… — ухмыльнулся Ванька. — Цыган тоже так сначала говорил…
— Ну, — удивился учитель.
— Ага. Все ходил по лесу и песни пел.
— Кто такой, артист?
— Нет, учитель.
— Ну и чего?
— А ничего, драпанул…
Учитель покачал головой:
— Цыгане, знаешь, одного места не любят…
— Да нет, это прозвище мы ему дали за черноту. А с ним трясогузка была. Все песок из туфлей вытряхивала. Вот глядите: эх, французка-трясогузка, каблук тонкий, юбка узка!
Учитель засмеялся.
— Сам сочинил?
— Это Лабутин.
И Ванька застыдился вдруг того, что так много уже рассказал. Он и сам не понимал, как это вышло.
— А отчего ж бегут учителя? Шалите, наверное, много?
«Вот придумал», — возмутился Ванька. А вслух сказал сухо:
— Земли боитесь!
— Чего?
— Ну, грязи, по-вашему.
— Это ты с чего взял?
— Отец говорил.
Учитель засмеялся, мотая головой.
— Вот это схвачено! Значит, говоришь, боимся земли? Да вы с отцом просто мудрецы!
— Ладно, — сказал Ванька. — Мне надо идти очередь держать. А вы, глядите, не опоздайте.
И уже от двери добавил:
— Вы не думайте, как приедем, денежки-то за макароны я вам отдам…
В автобусе учитель говорил мало и совсем не смеялся. Все только качал головой и вздыхал:
— Места-то какие!.. Ах, места!..
Потом он расстегнул свой портфель и стал просматривать какие-то бумаги.
— А обратно автобусы когда идут? — вдруг спросил он Ваньку.
— Как обратно! А вам на что?
— Так не зимовать же у вас, — сказал учитель.
— Вот те и на, — пробормотал Ванька. — А кто ж нас будет учить?
— Не знаю, брат ты мой! Откровенно говорю: не знаю. Вот проверю лесозавод, все сойдется, так сегодня и домой. Служба у меня такая. Постой, да ты за учителя меня что ли принял? А я-то ведь ревизор! Бухгалтер-ревизор! Ах ты, горе мое луковое… И вовсе не в школу я, а на лесозавод…
Но Ванька уже не слушал его, вскочил, зашарил глазами по автобусу, выискивая того, кого должен был встретить… Хотел было крикнуть на весь автобус: «Да кто ж это в конце концов будет нас учить?»
Но сосед его спокойно спросил:
— Граждане, кто здесь едет на работу в школу?
Все обернулись. С переднего места встала девушка:
— Я… А что?
— Идите сюда. Вас здесь встречают и очень ждут. А я сяду на ваше место.
Ванька посторонился, пропуская девушку к окну. Он стыдился глаза поднять на людей, а все, как назло, смотрели в их сторону.
— Ну, здравствуй, — сказала она. — Тебя как зовут?
«Ну вот, — тоскливо подумал Ванька. — Теперь все начнется сначала».
ВБИВАНИЕ ГВОЗДЕЙ
«Тук-тук-тук!» — стучал я.
«Тук-тук-тук!» — стучал Ванька Генеральский.
А она говорила:
— Вот сюда еще гвоздик!.. И сюда. Здесь будет висеть портрет Маяковского, а здесь…
— Варить-то в чем будете? — спросил Ванька. — Я пару чугунков могу от матери притащить.
Она строго сказала:
— Думаю, что обойдусь. У меня с собой есть кофейник. — И спросила меня потихоньку. — Вы еще морально-этические беседы с ними не начинали?
— Нет, — сказал я и полез на стремянку удлинять шнур. — Я ведь всего неделю как приехал.
Тут внесли железную кровать. Лабутин, пятясь задом, спросил:
— Эмилия Борисовна, куда ставить?
Она кивнула:
— А вот туда.
— Нельзя туда, — сказал Генеральский. — Там дуть будет от окна. А надо сюда вот, ногами к печке.
— Нет-нет! — сказала она. — Я не люблю, когда жарко. — А мне шепнула: — Боже, до чего практичны!
Генеральский строго застучал молотком.
Солнце косо проникало в комнату и ложилось параллелограммами на мытый пол. Когда всё расставили, развесили, разложили, голоса наши перестали отдаваться звоном в стенах и потолке.
— Ну, вот, ничего теперь, — сказал Генеральский. — Гардины повесите, и можно жить…
— Девчонки клюквы вам насобирают, — сказал Лабутин. — А мы дрова будем таскать.
Они стояли, неловко опустив руки, не зная, нужно ли еще что делать или уходить.
— Картошку в колхозе не покупайте, — посоветовал Генеральский. — Мы вот интернатскую выкопаем, отдадим вам подешевле.
Лабутин добавил:
— Капустки можно на зиму засолить, грибков…
Учительница засмеялась.
— Да вы что, ребята! — Ведь это целое хозяйство. До чего смешные! Еще козу, скажете, завести?
Генеральский отвернулся и стал смотреть в окно, а одной ногой постукивать по полу: «тук-тук-тук».
А она в это время ставила на стол рябиновый букет.
— Козу не козу, — сказал Лабутин, — а солонинки на зиму надо…
— Ты скажешь! Думаешь, не будет у меня зимой других забот? И вообще я, ребята, против того, чтобы учитель имел хозяйство. — Она посмотрела на меня: — А вы?
— Я за коммуну, — ответил я со стремянки. — За учительскую коммуну.
«Тук-тук-тук», — стучал Ванька Генеральский.
— И за детскую. Я — за всеобщую коммуну, — сказал я с высоты.
— Знаем, — сказал Генеральский, не отрываясь от
