Книга Инферно. Последние дни - Скотт Вестерфельд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни та, ни другая не была Перл, поняла я.
Потом она вступила на клавишах, вписалась тонко, изящно ибезупречно. Стлалась низко, как никогда не играла в «Системе». Эта мысльвызвала во мне зависть — малышка Перл продолжала расти, пока я лежала здесь вомраке. Внезапно мне захотелось встать, одеться, нацепить солнцезащитные очки ивыйти в мир.
«Скоро», — подумала я, продолжая слушать.
Музыка заставила меня негромко напевать, проникая винтервалы, которые Перл оставила открытыми, находя мелодические линии, которыеможно изогнуть и повернуть. Она оказалась права — это было в духе нового звука,типа всех тех инди-групп,[23] которые так нравились нам этойвесной. Все тело рвалось ворваться в эту музыку.
Но когда я, наконец, открыла рот, оттуда полились лишьпроклятия, стихи из самых ранних, практически нечитаемых каракуль в блокнотахпод кроватью. Потом они иссякли, словно гейзер из бутылки с пивом, и я началажужжать рваную бессловесную песню, подлаживаясь под музыку.
Несколько мгновений это было прекрасно, варварская версияпрежней меня, хотя с новыми чарующими оттенками. Звук моего пения заставилзверя внутри запылать, но умная Перл сумела обмануть его: себя я слышала лишьодним ухом, другое наполнял рифф — плотная, искрящаяся защита. Правда, совсемненадолго.
Вскоре болезнь перекрыла мне горло, и песня чуть не задушиламеня. Я посмотрела на Перл, желая увидеть, не вообразила ли я это. Ее глаза,совсем рядом с моими, мерцали, словно экран музыкального плеера.
Задержав дыхание, я снова сосредоточилась на риффе. Она итут оказалась права: они были совсем не такие, как «Система», эта парасвоеобразных гитаристов. Они вытащили что-то из меня, протащили прямо мимозверя.
— Где ты их нашла?
— На Шестой улице. Совершенно случайно.
— Ммм… Тот, кто действительно может играть, звучит…
Я сглотнула.
— Да, — сказала Перл. — Он разносторонний исвежий, типа, какой я всегда хотела, чтобы была «Нервная система». Никакихзнаний или, по крайней мере, немного, и уж точно — никаких теоретическихзнаний. Он заполняет любое пространство, которое ему дают. Почти стихия, но,как ты выразилась, управляемая. Он Тадж-Махал шальных гитаристов.
Я улыбнулась. Все это так и было, но я думала о другом.
Для меня он звучал, типа, так… аппетитно.
Мор Юстиниана был первым случаем появления Черной смерти.
Полторы тысячи лет назад император Юстиниан только приступилк своему величайшему труду: восстановлению Римской империи. Он хотелвоссоединить две ее половины и еще раз поставить мир под власть римлян.
Но едва началась его гигантская война, пришла Черная смерть.Она пронеслась по Восточному Средиземноморью, унося миллионы жизней. Тысячимертвецов ежедневно в одной лишь византийской столице — Константинополе!Юстиниан вынужден был смотреть, как на глазах рушатся его мечты.
Странно, но историки не уверены, какого характера была этаЧерная смерть. Бубонная чума? Сыпной тиф? Что-то еще? Некоторые предполагают,что это был случайный набор болезней, вызванных одним доминирующим фактором: взрывнымростом популяции крыс, стимулируемым огромными запасами зерна римской армии.
Близко, но не совсем. Что бы ни дало ей толчок, следствияЧерной смерти не вызывают сомнений: Римская империя наконец ушла в историю.Математика, литература и наука древних во многом оказались утрачены. На Европуопустилась мрачная эпоха Средневековья.
Или, как мы тогда говорили: «Человечество проиграло этотраунд».
Магнитофонные записи Ночного Мэра: 142–146
ЗАХЛЕР
Мои собаки в тот день вели себя ненормально — нервничали,беспокоились.
Первая свора выглядела прекрасно, когда я забирал их. Вотлично проветриваемом вестибюле своего причудливого дома в одном изпользующихся дурной славой кварталов они были полны энергии и рвались напрогулку. Эрнесто, портье, вручил мне четыре поводка и конверт с наличными —мой заработок за неделю. И потом — как в любой понедельник, среду и пятницу — яуглубился на один квартал в верхнюю часть города, чтобы прихватить еще троих.
Идею выгуливать собак подсказал мне один мой старый трюк.Всякий раз, когда у меня портилось настроение, я шел на собачью площадку впарке Томпкинс-сквер — большое открытое пространство только для собак и ихвладельцев — и смотрел, как собаки прыгают друг на друга, обнюхивают задницы игоняют мячи. Огромные и совсем крошечные псы, изящные ретриверы и туповатыепудели — все носятся вместе, все в фужасном возбуждении по поводу того, чтовырвались из маленьких, одиноких нью-йоркских квартир и теперь с рычаньемгоняются друг за другом или вообще, как безумные, несутся в никуда. В каком быскверном настроении я ни был, зрелище драчливых щенков, нагло наскакивающих нанемецкую овчарку, всегда заставляло меня почувствовать себя гораздо лучше. Такпочему бы не получать не только удовольствие, но и плату за него?
На одной собаке в час много не заработаешь, но если ты всостоянии справиться с шестью-семью одновременно, в итоге набегает прилично. Побольшей части это легкие деньги.
Но иногда нет.
Только мы оказались за дверью, жара и зловоние, казалось,«достали» их. Два брата-добермана, которые обычно поддерживали порядок,попытались укусить друг друга, а шнауцер и бультерьер вели себя как параноики,бросаясь в сторону всякий раз, когда хлопала дверца какой-нибудь машины, ислишком нервничая, даже чтобы обнюхивать груды мусора. Пока мы шли по улице, ихповодки без конца запутывались, словно волосы в ветреный день.
Стало еще хуже, когда я подобрал вторую партию. До портьедошло, что хозяйка безумно крупного мастиффа забыла оставить для меня деньги, ион принялся названивать ей об этом. Пока я ждал, обе своры перепутались,кусаясь и наскакивая друг на друга; их лай громким эхом отдавался от мраморныхстен и пола фойе.
Я попытался распутать их и восстановить порядок, однимглазом косясь на лифт. Моим клиентам вряд ли понравилось бы, что их собакиссорятся вместо того, чтобы активно разминаться. Поэтому, когда никто неответил на звонок портье, я не стал застревать там и жаловаться, а просто увелсобак оттуда, прямо в жару.
Приходилось торопиться, чтобы показать Мосу нашу возможнуюбарабанщицу, и я уже пожалел об этом. На Таймс-сквер всегда черт знает чтотворится, и это была совсем не та обстановка, в которой сейчас нуждалась моянепокорная свора.
