Книга Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

Похоронит мой труп!

А затем, хохоча, словно наперсточник, открывающий секретысвоего жульничества облапошенным им простакам, Мурзик выкрикнул:

Принесли его домой —

Оказался он живой!

И скрылся за углом барака.

Надя-Кобел покрутила пальцем у виска и угрюмо вздохнула. Онадовела Александру до санчасти и велела санитару Фролову никому дверей неотворять. Пусть хоть кто там за ней помирает и даже нож у него из груди торчит!Не отворять, и все, если рядом с этим человеком не будет доктора Никольского,или начальника лагеря, или, на худой конец, ее самой, Нади-Кобел.

Александра думала, что глаз не сомкнет, однако уснула, едвалегла на свой топчанчик. Она хотела бы увидеть во сне Игоря или Олю, но невидела никого, только песик-братик раз выглянул, молодой, взъерошенныйкакой-то, но тут же скрылся, словно спохватившись, и ночь прошла в пустом серомтумане. А к утру очень голова заболела, так заболела, что даже страхи как-топоутихли.

Так потом день и промучилась.

Из санчасти ни на шаг не уходили доктор Никольский и санитарФролов. Надо понимать, охраняли Александру. Собирались даже остаться тутночевать, но вечером…

Вечером снова пришла Надя.

Сняла с головы знаменитый тюрбан, обнажив стриженую макушку,и рассказала: нынче на лесоповале Мурзик встал перед бригадой на колени в снеги признался, что убил Кочегара. Убил, чтобы спасти от него Маманью. Потомсказал, что хочет выкупить жизнь Маманьи своей кровью и просит дать ему клятву,что в обмен на его кровь они поклянутся Маманью больше не трогать. И если ктонарушит ту клятву, то чтоб его на ножи поставили.

Ошеломленные авторитеты поклялись, что такой человек, кторешится его последнюю волю нарушить, будет заживо на клочки растерзан. И онилучше сами Бульку заранее пришьют, чем дадут ей хоть слово поперек вякнуть. Такчто, Мурзик, не тревожься, сказали, все будет путем. Маманья в безопасности.Пускай дальше живет!

Получив это нерушимое слово, Мурзик неторопливо вынул изрукава спрятанный там жульман и на глазах у всех перерезал себе горло.

«Но он же привет Шурке собирался передать… Значит, Шуркаумер!» – это было первое, что подумала Александра. Потом она заплакала. И никакне могла понять, по ком же плачет: то ли по Шурке, то ли по Мурзику. А какаявообще-то разница?

* * *

Ольга вспомнила, как Варвара Савельевна сказала однажды:«Караимы говорят: бывает, что в степи прилетит пуля ниоткуда и убьет тебя,когда ты радостно смотришь на солнце».

Вот она, та пуля. Прилетела.

– Ага, – сказал Поляков спокойно. – Все-таки это был именно«ТК», а не «браунинг».

Петр кивнул:

– Совершенно точно. Где коробка? – И он сильней ткнул Ольгув висок стволом.

Глаза Полякова чуть сузились, и Ольга, поймав его взгляд,проговорила, словно под диктовку:

– Не здесь. Я ее спрятала внизу.

– Где?

– В прачечной.

– Где?!

Петр отпихнул ее так, что она упала на колени, а сам в одномгновение оказался сидящим на кровати рядом с Поляковым.

– А сейчас!.. – закричали за занавеской. – А сейчасвыступает наш знаменитый клоун-фокусник Вася-Не-Горюй!

Затрещали хлопушки.

– Будете фокусничать, – предупредил Петр, приставляяпистолет на сей раз к голове Полякова, – пристрелю обоих. Никто ничего неуслышит.

– Новые анекдоты! – кричал Вася-Не-Горюй. – Новые анекдотыпро Гитлера! Стоят Гитлер и Геринг на вершине берлинской радиобашни. «Что бытакое сделать, чтобы повеселить берлинцев?» – размышляет Гитлер. Геринготвечает: «А почему бы тебе просто не спрыгнуть вниз?»

Захохотали громче хлопушек.

– Петр, – с трудом выговорила Ольга, потирая висок, – этоправда, что ты был с Никитой, мужем Варвары Савельевны, в лагере?

– Да, правда.

– А за что тебя посадили?

– Не заговаривай мне зубы, Оленька! – усмехнулся Петр. –Какая разница, за что? Я там жизнь провел. Сначала в их поганых детдомах, потомв тюрьмах, потом в лагерях. Ну, так и быть, скажу: попал туда за родителей,вернее, за моего дядьку.

– Который тут, в Энске?

– В Энске у меня никого нет. Только… соратники. Помощники.

– Это Братчиков твой помощник? – спросила Ольга.

– Партайгеноссе, – уточнил Поляков с непроницаемымвыражением.

– Поосторожней, ты, паршивая советская сволочь! –посоветовал Петр. – Знаешь, за что ты словил пулю? С самого начала пуляпредназначалась ей, – он кивком указал на Ольгу. Потом чуть повернул голову,вонзил в нее взгляд. – Как только Валентина рассказала мне, что ты началаболтать про моего дядьку в Энске, я понял, что ты стала опасной. Вдруг быкто-то начал меня проверять? Я хотел пристрелить в той подворотне вас обоих. Ноты ни с того ни с сего сорвалась с места и кинулась бежать. Пришлосьограничиться майором. Я тогда мысленно тебя похвалил: какая девочкапринципиальная, ну прямо Павлик Морозов в юбке. А ты что сделала? Немедленноизменила своим принципам. Что, он тебя под пистолетом заставил?

– Пистолет ты у меня забрал, – проговорил Поляков.

– Надо было тебя добить из твоего же пистолета, – сокрушеннопокачал головой Петр. – Ну ничего, сейчас я исправлю ошибку. При звуке первойже хлопушки!

– Приезжает Гитлер с визитом в психбольницу! – кричал впалате Вася-Не-Горюй. – Пациенты выстроились в ряд и вскинули руку в нацистскомприветствии. Гитлер идет вдоль шеренги больных и вдруг замечает, что однаженщина стоит с опущенными руками. «Почему ты не приветствуешь меня, какостальные?» – возмущается он. Та отвечает: «Майн фюрер, я медсестра, я несумасшедшая!»

– Ха-ха-ха! – взорвалась хохотом палата.

Поляков не знал, что делать. Понятно, что при первойвозможности Петр убьет его и заставит Ольгу идти искать коробку. Потомпристрелит и Ольгу, когда поймет, что коробки в прачечной нет.

Может быть, отдать ему документы? А когда он отвлечется,выхватить свой пистолет…

– Слушай, погоди, – сказал Поляков. – Если получишь своибумаги, отпустишь ее?