Книга Как ни крути - помрешь - Ким Харрисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Э… – начал Дэвид.
– Я не собираюсь его убивать. Я его арестую, – быстропояснила я.
Дрожь от рокочущего мотора, передающаяся мне в ноги,изменилась и стала ровной.
– Не в этом дело, – ответил он. – Я не работаю ни скем, и я точно не работаю с тобой.
У меня щеки вспыхнули. Я понимала, что он весьма невысокогообо мне мнения теперь, когда узнал, что я скрывала информацию от собственногопартнера. Но ведь по его вине это выплыло наружу?
– Послушай, – сказала я, отворачиваясь от внимательноглядящего на меня Кистена. – Я только что вашей компании сохранила мешок денег.Ты берешь меня с собой на обсуждение претензии, потом отходишь в сторонку идаешь работать мне и моей группе.
Я посмотрела на Кистена – в нем что-то изменилось. Он уже нетак крепко держал руль, лицо его стало спокойным. В трубке помолчали.
– А потом? – спросил Дэвид.
– Потом? – В бегущем свете встречных фар трудно былочто-нибудь прочесть на лице Кистена. – Ничего. Мы попытались вместе работать,не получилось. Ты свободен искать себе нового партнера.
В трубке опять помолчали, на этот раз намного дольше.
– И это все?
– И это все.
Я защелкнула авторучку и бросила ее вместе с блокнотом всумку. Какого черта я вообще пытаюсь быть организованной?
– О'кей, – сказал он наконец. – Я погавкаю в нору, ипосмотрим, что оттуда вылезет.
– Потрясающе, – ответила я, искренне радуясь, хотя самДэвид выражал полное отсутствие восторга. – Да, через несколько часов я должнабуду погибнуть при том взрыве, так ты не волнуйся на эту тему.
Он устало вздохнул:
– Ладно. Я позвоню завтра, когда придет претензия.
– Отлично, тогда и увидимся.
Все-таки отсутствие энтузиазма у Дэвида огорчало. Раздалсящелчок – Дэвид отключился, не прощаясь, и я закрыла телефон и отдала Кистену.
– Спасибо, – сказала я, чувствуя себя очень неловко.
– Я думал, ты сейчас меня сдашь, – тихо ответил он.
У меня отвалилась челюсть. Я уставилась на него, толькосейчас поняв, чего он так напрягался.
– Нет, – прошептала я, почему-то вдруг испугавшись.
Он сидел и ничего не делал, думая при этом, что я сейчас егосдам?
Сгорбившись и не отрывая глаз от дороги, он сказал:
– Рэйчел, я не знал, что он даст всем тем людямпогибнуть. У меня перехватило дыхание, и я заставила себя выдохнуть, потомсделать следующий вдох.
– Давай поговорим, – сказала я, чувствуя, что головакружится, живот сводит судорогой. Я глядела в окно, держа руки на коленях, идумала: Господи, пусть я на этот раз окажусь не права.
Я посмотрела на него; его глаза мелькнули в зеркале заднего вида,и он съехал на обочину. У меня снова свело живот судорогой. Черт побери, почемуон должен мне нравиться9 Почему я не могу любить приличных мужчин? Почемувласть и сила личности, которые так меня к себе тянут, всегда должны переходитьв черствое безразличие к чужой жизни?
Меня мотнуло вперед, потом назад, когда он резкоостановился. Машина подрагивала, когда весь трафик летел мимо нас на скоростивосемьдесят миль в час, но здесь было тихо. Кистен повернулся ко мне лицом,потянулся через рычаг переключения передач, чтобы взять мои руки в ладони.Однодневная щетина блестела в свете набегающих фар, синие глаза прищурились.
– Рэйчел, – начал он, и я затаила дыхание в надежде,что он сейчас скажет, будто все это – недоразумение. – Это я организовалдоставку бомбы к котлу.
Я закрыла глаза.
– Я не собирался убивать тех людей. Я позвонилСаладану, – продолжал он, и я открыла глаза, когда нас тряхнуло воздушнойволной от проезжавшего грузовика. – Я сказал Кэндис, что на корабле бомба. Ядаже ей сказал, где она, и предупредил, что при попытке ее тронуть онавзорвется. Я им дал достаточно времени, чтобы всех вывести – я не хотел никогоубивать. Я хотел сделать сенсацию в прессе и подорвать его бизнес. Мне и вголову не приходило, что он просто уйдет и бросит их всех погибать. Я ошибся внем, – сказал он с горечью самообвинения, – и эти люди жизнью заплатили за моюблизорукость. Видит Бог, Рэйчел, если бы я хоть на секунду подумал, что этоможет выйти таким образом, я бы нашел иной способ. А еще то, что ты там была… –Он судорожно перевел дыхание. – Я чуть тебя не убил…
Я проглотила слюну пересохшим ртом, но ком в горле стал чутьпоменьше.
– Но тебе случалось убивать, – сказала я, зная, что нетолько в сегодняшнем дело, а в долгой истории его подчинения Пискари, в том,как он выполнял волю вампира-нежити.
Кистен отклонился назад, но не выпустил моих рук.
– Первого своего я убил, когда мне было восемнадцать. Божемой!
Я попыталась высвободить руки, но он мягко усилил хваткупальцев.
– Тебе нужно это услышать, – сказал он. – Если тыхочешь уйти, то лучше узнай правду, чтобы потом не возвращаться. А если тыостанешься, то не потому, что мало знаешь.
Собравшись, я посмотрела ему в глаза, решила, что в нихвидна искренность с легкой примесью вины и прошлых страданий.
– Ты уже такое делал, – шепнула я, чувствуя страх.
Я была одна из череды женщин, и все они уходили. Может, всеони были поумнее меня.
Он кивнул, на секунду прикрыл глаза.
– Я устал страдать, Рэйчел. Я всего лишь хорошийпарень, который первый раз убил в восемнадцать лет.
Я проглотила слюну, отобрала руки, притворившись, что мненужно заправить прядь за ухо. Кистен почувствовал, что я отодвигаюсь, иотвернулся к лобовому стеклу, снова положив руки на руль. Я ему говорила, чтобыне решал за меня; может быть, я заслужила право услышать все мерзкиеподробности. Чувствуя, как сжимается ком под ложечкой, я кивнула:
– Говори.
Кистен глядел в никуда, и проезжающие машины освещали егозастывшее лицо.
– Вторую я убил год спустя, – сказал он бесцветнымголосом. – Это был несчастный случай. Дальше мне долго удавалось не пресекатьничью жизнь до прошлого года, когда…
Он сделал вдох, выдохнул. У меня дрожали мышцы, я ждала.
– Бог мой, Рэйчел, как я об этом жалею, – прошептал он.– Я поклялся, что попытаюсь больше никогда никого не убивать. Может, поэтомуПискари и не хочет меня теперь в наследники. Ему нужен кто-то, с кем поделитьсяопытом, а я этого делать не буду. Это он на самом деле их убивал, но яприсутствовал. Я помогал. Я держал их, отвлекал, пока он убивал их радостноодного за другим. То, что они этого заслуживали, теперь вряд ли звучитоправданием. Учитывая, как он это делал.