Книга Бывших не бывает - Евгений Сергеевич Красницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Экскурсия оказалась познавательной. Особенно поразили отставного хилиарха печи в казармах.
«Однако, Макарий, впечатляет! Тёплые стены в кубикулах… Нет, в Городе это удивления не вызвало бы. В термах, дворцах, богатых домах так делают со времён Старого Рима, но тут – в краю курных изб! Да и в Городе о солдатах так не заботились – держи жаровню с углём, и будь доволен. Если ты, конечно, не в палатийских войсках. Представляю, как это должно влиять на воображение местных. Да даже и ратнинских, хоть в Ратном и печи с трубой и не приходится кашлять от дыма.
Причём мастер Плинфа несколько раз сказал, что идею подал мой поднадзорный. Да ещё и дал несколько дельных советов, как её воплотить.
Кстати об этом самом Плинфе, во Христе Трифоне. Он знает каменное строение. Его патрон Сучок, во Христе Кондратий – тоже. Да и остальные в этой корпорации архитекторы редкого таланта и умения. Даже и особенно их корпорал, несмотря на то, что пьяница, забияка и бабник, каких поискать! Познакомить бы его с Ослиным Членом… И Бурея тоже… Это, это… да-а-а… Иллиада с Одиссеей померкли бы!»
И брат Михаила Демьян тоже удивил. В такие годы – катепан, и ведь справляется! Не без ошибок, но… Понятно, у него есть хорошие советники, но если у самого нет ума и мужества, то никакие советники не помогут.
И ещё показательно отношение к брату: «Минька сказал родить – надо рожать. Он зря не говорит. Тяжело? А кому легко? Это коров пасти было просто, только не тянет больше!»
И ведь тут же взял тебя в оборот! Расписание твоих посещений для окормления войска пожелал узнать. И на совесть давил весьма умело. Как он там сказал: «Без священнического пригляда сидят, как свиньи в берлоге – на ушах висит!» Красиво! Парень постиг искусство солдатской речи! Какая связь между норой медведя, свиньями и чем-то прилипшим к ушам – совершенно не понятно, но чувство собственного ничтожества должно акритам внушать… Даже ты, Макарий, не устоял… Хорошо, что Феофан освободился, а то мало ли к чему тебя ещё припрягли бы!
Священник вынырнул из воспоминаний, осмотрел старательно шебуршащих писалами по восковым табличкам учеников. Никто от дела не отвлекался – воспитательная порка, что устроил по возвращении иеромонах, ещё не выветрилась из голов и других частей воспитанников.
Отец Меркурий вздохнул от жалости к себе.
«Как ни горько, Макарий, но детей ты как следует учить не умеешь и, похоже, никогда не научишься… Оказывается, учить солдат это одно, взрослых – другое, а детей совсем даже третье.
И вот это третье тебе никак не даётся. Не можешь ты их увлечь – только заставить. Нет горящих глаз, нет желания выкладываться на пределе сил, и за пределами тоже. Хотя с роариями удавалось. Даже с ополченцами… А тут у большинства настоящий интерес, только когда ты рассказываешь о походах и о дальних для них землях. В остальном же отбывают урок…
Чего-то ты, Макарий, лишён… Того, что в избытке имеется у Никодима, Феофана и имелось у предшественника… Что ж, никто не совершенен, и остаётся благодарить Господа за то, что Он решил напомнить тебе об этом столь щадящим образом, а то зазнался ты, Макарий… Привык уже, что всё удаётся.
И ведь правда, удалось всё! Невозможное везение! Но так всегда продолжаться не может, вот Создатель и попенял тебе. Слегка.
Ладно, надеюсь, моих историй – этой морковки перед мордой осла – хватит до того часа, когда тут появится Никодим – уж он-то умеет ладить с детворой. И пожалуй, я во многом возводил напраслину на предшественника.
Но вернёмся к заболотному Феофану. Он, оказывается, Кантакузин! Хоть и принадлежит к Богом забытой ветви рода этих выскочек. Учился медицине в Салерно, толкался у Сицилийского Шершня, где учился у всех: верных, латинян, магометан, евреев и даже язычников! Да, у Гвискара даже такие водятся! Был в Риме, Равене, Эдессе, Александрии, Иерусалиме, Дамаске, Афинах, Фесалониках, Городе, Херсонесе и Пантикапее. И везде его за излишне длинный язык хотели либо укоротить на голову, либо вздёрнуть, либо сжечь… Хотя, как он с гордостью заметил, в Дамаске его собирались утопить.
К своему нынешнему патрону он прибился в Новгороде. Заболотный отступник отловил это чудо, когда оно, сидя на церковной паперти, решало геометрическую задачу. Наверное, боярин сильно удивился…
Примерно, как я, когда Феофан поведал мне о знаниях своего патрона и его брата. Оказывается, бояр за Болотом двое. Один воин, хотя и немало взыскан мудрости, а второй – мудрец и Мастер. Да именно Мастером он и велит себя звать. Удивительно.
Вот последний и взял Феофана в ученики и сделал из него учителя. Теперь учат уже его собственные ученики, а наш прыткий ублюдок Кантакузинов стал кем-то вроде консула философов.
Внимание, вопрос: откуда поднадзорный и его покойный наставник знают то, чему научили Феофана за Болотом? Кстати, знания весьма интересные – с сильным упором в арифметику, геометрию и натуральную философию. Какая-то секта пифагорейцев, бежавших на далёкий север полтысячи лет назад, когда базилевс Юстиниан закрыл языческие академии? Или знания арабских и индийских мудрецов? И что вообще мне с этим делать?
С «этим» – это с учениками Феофана, среди которых тот самый оглашенный Славко. Но ладно Славко – вот его друг Тимофей действительно диво. Он сирота, христианин, но кто его родители, я так и не смог вытрясти из Феофана – этот засранец умеет молчать, когда считает это нужным.
Так вот, язычник Славко всерьёз считает себя ипаспистом христианина Тимофея. Каково? А самого Тимофея явно учили науке базилевсов, но при этом совсем не учили быть воином. Как так? Даже в Старом Риме человек тоги в начале cursus honorum должен был быть человеком меча. И сейчас в империи синкилитик, не имеющий отношения к войску, за редчайшим исключением, либо монах, либо евнух.
Но и в монахи парня не готовили. С канонами он знаком не более чем сын неграмотного поселянина. И при этом знает очень много, умеет управлять, подчинять и вести за собой. А главное, он как-то по-иному мыслит. Все они, прислонившиеся к неведомому знанию, мыслят как-то неуловимо не так. Поднадзорный, его братья и крестники, включая
