Книга Бывших не бывает - Евгений Сергеевич Красницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шестое: род Лисовинов утвердил свою власть. Да, я повторяюсь, но оно того стоит. Власть утвердилась не только силой меча, но и силой осознания этой власти подданными, а это куда труднее завоевания. Эпарх Корней сказал «братие и дружина», и никто не возразил, а многие и вовсе почли за честь. И вот это последнее – самое важное.
Седьмое: Арина, теперь уже оглашённая невеста декарха Андрея Лисовина, очень непростая вдовушка. И приданое у неё очень непростое. Когда объявили о помолвке, дядюшка поднадзорного сидел с таким видом, будто его только что лишили гражданской девственности доселе неизвестным ему способом. А может, и не только гражданской. Надо бы разобраться, в чём там дело. И кто такой, в конце концов, её многоюродный дядюшка Путята? Что он ищейка, я уже почти не сомневаюсь, но чья?
Восьмое, но не по значению: ещё одна помолвка. Наставник Макар обручил дочь с тем самым Славко – сыном друнгария Медведя. Ты уже говорил, Макарий, что именно он окончательно убедил тебя в том, что Михаил и заболотный отступник черпают из одного колодца. Ещё один отрок из anus mundi, способный спокойно и с пониманием поддерживать разговор об устройстве мироздания, м-да…
Но и его будущий тесть не менее интересен. Увечный ветеран, ныне наставник в Академии поднадзорного этой помолвкой сделал заявку на то, чтобы войти в ближний круг. Вот только деда или внука? И занять там положение если не тождественное тому, что занимает при заболотном отступнике его будущий сват, то, по крайней мере, того же порядка. А эпарх Кирилл и не против. Более того, называет Макара родственником через крестника. Кто же тогда крестник?
Из восьмого проистекает девятое: кто как сидел. Ты же заметил, Макарий, что за одним столом с членами правящего дома – да-да, именно так – сидели наставники и декарх Георгий. А остальные на ступень, но ниже. Даже аллагион Лука. Делай выводы – влияние людей твоего поднадзорного, хотя они не в меньшей степени и люди его деда, превысило влияние декархов. Причём по доброй воле и желанию эпарха Корнея.
Кажется, мне понятен план деда. Передать по наследству внуку власть над селом и сотней он не может – закон и обычай на стороне сына. Значит, надо создать такое владение для внука, чтобы дядюшка сам вручил свой меч племяннику вместе с клятвой верности и службы. Внук явно не против. Более того, его замыслы идут дальше. Много дальше. Очень много дальше… Интересно, логофет Фёдор догадывается? Он по роду своей прошлой службы должен видеть тут дальше всех.
Десятое: какого дьявола тут вообще происходит?! Каждый ответ ставит в десять раз больше вопросов, и вопросы эти в десять раз сложнее! Где корень этих событий, этих желаний и этих совершенно необычных знаний? Библиотека покойного отца Михаила? Поднадзорный врёт! А может, и не врёт, а мой предшественник был куда изощрённее, чем казался, и сумел накласть на голову и в голову Аристарху? И списки с необычными знаниями и правда были, но в Ратном появлялись по мере надобности, а источник их за Болотом?
Мне срочно нужен Никодим! Без Учителя мне не разобраться в игре Сил. Вот только как объяснить это Иллариону так, чтобы он не примчался сюда сам, роняя от нетерпения кал, а прислал Никодима?
Ха, Макарий, ты, кажется, просил Господа ограничить твоё наказание поносом? Напрасно! За Болотом твоя епитимья. Или только преддверие её. Да будет, Господи, воля Твоя!»
Глава 5
Декабрь 1125 г. – январь 1126 г. Село Ратное, Михайлов Городок
Отец Меркурий смотрел на два десятка склонённых затылков разной степени вихрастости и белобрысости и мысленно утирал пот. Было с чего. Оказалось, что учить грамоте детей участь как бы не горшая, чем у галерного раба.
Все дни, прошедшие с достопамятного пира и примирения в Лисовиновом роду, прошли в трудах и душевных муках. Поначалу не получалось ничего. Дети просто не понимали, что хочет от них новый священник. Или делали вид, что не понимали. Даже такое простое вроде бы дело, как выяснение того, чему они успели научиться у покойного отца Михаила. Промучившись несколько дней, отец Меркурий оседлал своего мерина и двинулся в Михайлов Городок.
Мерин по кличке Плясун, коего священник в приступе иронии перекрестил в Пегаса, завёлся у отца Меркурия от щедрот воеводы. Через день после достопамятной поездки в Михайлов Городок у ворот священнической избы появился холоп, ведущий в поводу Плясуна, и доложил, что прибыл вместе с мерином в распоряжение священника.
Как раз в тот день священник впервые собрал учеников на занятие и после своего дебюта в качестве педагога пребывал в преотвратном и, главное, самобичевательном настроении, а потому отправил Плясуна с холопом обратно, велев на словах передать, что монаху иметь коня и ездить верхом не по чину.
Однако некоторое время спустя мерин с холопом вернулись в сопровождении воеводы, и боярин Корней в энергичных и недвусмысленных выражениях довёл до сведения отставного хилиарха несколько простых тезисов:
1. Дают – бери;
2. Это не конь, а мерин;
3. Бурея каждый раз просить невместно, а остальных – тем более;
4. Лишних саней нет;
5. Воспитанные люди, получая мерина, благодарят, а не выпендриваются.
Сам же подарок перебирал ногами в такт речам воеводы, полностью оправдывая своё имя.
Чувственная и проникновенная речь боярина Корнея в сочетании с мериновой пляской вдохновила отца Меркурия на поток благодарностей, с которыми он и принял подарок. Так священник обрёл транспортное средство, а холоп оказался приходящим конюхом, которому воевода велел ухаживать за скотиной.
Итак, отставной хилиарх взгромоздился на спину Пегаса и двинулся в сторону Михайлова Городка с твёрдым намерением вытрясти из поднадзорного если не то, чему покойный отец Михаил учил своего лучшего ученика, то хотя бы то, чему он учил остальных. Отец Меркурий подозревал, что ученики его дурят, и хотел или развеять это подозрение, или получить веские основания для того, чтобы пустить в ход Буреевы розги.
Сотник Михаил принял священника со всем почтением, обстоятельно, будто заранее подготовился, изложил всё, чему учил отроков покойный ратнинский священник, не менее обстоятельно ответил на вопросы отца Меркурия, а потом спровадил к Феофану Греку, мол, тот сам учитель и сумеет объяснить лучше.
Феофан оказался занят – вёл урок.
