Книга Вся моя жизнь - Джейн Фонда

Во время таких бесед за чашкой чая мисс Хепбёрн часто рассказывала о своей дружбе с Констанс Колльер и Этель Бэрримор, которые были старше нее и последовательницей которых, видимо, она себя считала. Когда Бэрримор, уже ближе к своему концу, лежала в больнице, Хепбёрн регулярно навещала ее. Она так часто повторяла это, что я уже было подумала, не надеется ли и она заполучить такую же младшую подругу-помощницу и не прочит ли она на эту роль меня. Так и не знаю этого. Но ей всегда было лучше рядом с теми, у кого не было других привязанностей, даже домашних животных.

Она много говорила и о том, какую важную роль в ее жизни сыграли родители, отзывалась о них как о самых замечательных родителях в мире, которые сделали ее такой, какая она есть. Привычка плавать по утрам, даже зимой, когда она оказывалась в своем загородном доме в Коннектикуте, очевидно, сформировалась в детстве. Она рассказывала, что ее отец заставлял детей каждое утро перед школой принимать ванну со льдом. На мой вопрос, не является ли это насилием над детьми, она ответила: “Вовсе нет, это закаляет характер, потому-то я такая выносливая и никогда не болею”. Она не убедила меня, но я промолчала.

В городе, рассказывала Хепбёрн, она обычно встает в пять утра, завтракает в постели и садится за мемуары. В одной из глав, которую она назвала “Провал”, описан ее чудовищный провал в пьесе “Озеро”.

– Один критик написал: “Сходите посмотреть, как Кэтрин Хепбёрн передает всю гамму чувств от А до Б”. Я написала об этом, потому что иногда неудачи бывают гораздо поучительнее любого успеха, – фыркнув, сказала она.

В этом я с ней согласна.

Я усвоила урок и не хотела пропустить второй исторический момент, поэтому явилась на площадку в первый же день съемок, хотя моих эпизодов тогда не было. Мисс Хепбёрн, уже в гриме, поджидала моего отца на ступеньках перед входом в дом, где должен был сниматься фильм. В глазах у нее мелькали искорки – она, несомненно, готовила какой-то сюрприз. Когда пришел папа, она подошла к нему и сказала: “Вот, Хэнк. Это любимая шляпа Спенса. Я хочу, чтобы вы снимались в ней”. Папа, как и все мы, был явно тронут таким жестом со стороны своей партнерши. В фильме он носит три шляпы, в частности шляпу Спенсера Трейси. Когда мы закончили снимать фильм, он нарисовал все три шляпы – так достоверно, что чувствовалась фактура материала; он подарил всем членам съемочной группы и актерам по копии своего произведения.

Мое участие в съемках началось с эпизода моего приезда с женихом и его сыном к родителям. Мисс Хепбёрн не видела меня в костюме и с гримом. Едва взглянув на мои высокие каблуки, она удалилась и через несколько минут вернулась с парой собственных старых туфель на платформе времен своей молодости, с помощью которых она подрастала на пару дюймов. Тогда-то я вспомнила, что рост для нее важен. Я читала, что она заговорила об этом при первой же встрече со Спенсером Трейси: “Вы не так возвышенны, как я думала”. В ответ на что продюсер Джозеф Манкевич произнес свою знаменитую фразу: “Не волнуйся, Кейт, скоро он сбросит тебя с небесных высот на землю”. Думаю, для нее рост символизировал превосходство. Будь она проклята, если позволит мне возвыситься над ней!

В тот же день, между дублями, я стояла перед зеркалом у двери, рядом с которой висели на вешалке шляпы Нормана, и вдруг позади меня возникла мисс Хепбёрн. Она протянула руку и ущипнула меня за щеку.

– Что это для вас значит? – спросила она, оттягивая мне щеку.

– Что вы имеете в виду?

– Ваш образ. Какой образ вы хотели бы себе создать? – Она снова потянула мою щеку. – Это ваша упаковка. У всех нас есть какая-то упаковка, которую видит весь мир. Что, по-вашему, должна говорить о вас ваша упаковка?

– Понятия не имею, – ответила я.

Однако я много размышляла об этом в последующие дни и размышляю по сей день. Такая она, мисс Хепбёрн, – вцепилась в меня и всё во мне перевернула. Пожалуй, теперь я понимаю, почему она задавала мне все эти вопросы. Ей казалось, что мне следует относиться к своему образу с большей настороженностью. Она считала, что это касается всех хороших киноактеров, и видит Бог, она сама так и поступала. Она была яркой личностью, ни разу не отклонилась от своей линии, и ее узнаваемый стиль сохранится в памяти зрителей. А я, натура противоречивая, всё еще искала себя, мне не хватало самосознания, что ее тревожило. Она не хотела, чтобы я продолжала в том же духе, – это она во мне тоже не одобряла. Считается, что настороженное отношение к самому себе – вредное качество характера, будто человеку плохо с самим собой. Но я воспринимаю это иначе – как осознание себя, того, как мы воздействуем на других людей. Среди известных мне людей только Тед Тёрнер обладает таким же самосознанием. Как и в случае с Кэтрин Хепбёрн, в этом отчасти кроется секрет его обаяния.

Мы провели на озере Скуам волшебное лето. Сама природа хотела участвовать в съемках. Взять хотя бы гагар. Гагары – удивительные птицы величиной с небольшого гуся, с эффектным черно-белым оперением, которые орут так, словно кто-то хохочет вдалеке. Они ныряют за рыбой, гнездятся в северных областях, где много озер. Зимой они перебираются в теплые края. Гагары создают супружеские пары на всю жизнь, самцы и самки вместе заботятся о птенцах, и многим из нас они напоминали нашу киношную пару, Этель и Нормана Тейеров. Гагары пугливы, к людям не подходят. Очень редко удается подобраться к ним поближе, чтобы разглядеть их, но однажды, когда наши сотрудники устроили перекус на берегу озера, за нами вдруг прибежали, позвали нас вниз. Всего в нескольких футах от береговой линии плавало семейство гагар – мама, папа и детишки – и, кажется, не прочь было задержаться там. Оператор схватил камеру и заснял их, а они оставались на том же месте еще несколько дней, будто тоже хотели сниматься в красивом кино. С этой сцены и начинается фильм.

В Нью-Гемпшире я сразу начала учиться прыгать в воду из задней стойки с тренером из бассейна Университета штата Мэн, который летом жил на озере Скуам. Сперва я прыгала на мате, опоясавшись ремнем с канатом, чтобы было легче выполнить трюк и мягче падать. Примерно через неделю я вышла на трамплин, а Трой сидел на бортике бассейна и наблюдал за жалкими попытками матери перевернуться ногами вверх, которые, как правило, кончались жесткой посадкой на спину. В отчаянии я готова была всё бросить. Где-то через месяц я залезла на платформу на озере перед нашим домом – ту, что осталась в фильме. Было начало июля, и на тренировки мне оставалось меньше месяца. Я использовала каждый свободный от съемок день, ныряла снова и снова, и всякий раз, когда мне не удавалось технично сделать сальто, шлепалась на воду.

Потом, в один прекрасный день после трехнедельных мучений на озере, я наконец нырнула правильно. Хвастаться особенно нечем, однако я умудрилась прыгнуть достаточно далеко, чтобы успеть выпрямить ноги и войти в воду головой. Я не могла ручаться за то, что сумею повторить трюк, но, по крайней мере, я это сделала. Когда я выплыла, избитая и измочаленная, из прибрежных кустов показалась мисс Хепбёрн. Должно быть, пряталась там, следила за моими успехами. Она подошла ко мне и спросила своим надтреснутым, слегка гнусавым голосом со снобистскими интонациями уроженки Новой Англии: