Книга Приключения русского дебютанта - Гари Штейнгарт

— Пока нет, — отвечает Владимир, следя за приближением агрессивного молочного грузовика.

— Что же он за тупая сволочь такая, — вслух размышляет мать. — Женившись на Морган, ты стал членом семьи, он обязан сделать тебя партнером по бизнесу. Не волнуйся, я вправлю ему мозги, когда приеду на обрезание. А как Морган? Знаешь, когда мы виделись прошлой осенью и она не была еще беременна, я не могла не заметить… Она уже была немножко полновата. Особенно в бедрах. Ты должен ей как-то сказать об этом в очень мягкой американской манере…

Перевозка телят и нетелей обещала городу коммерческий блеск, исчезнувший вместе с животными… Но город все-таки выстоял, невзирая на суровые перемены и грозы, набирающие скорость над озером Эри. Кливленд все-таки выжил под развевающимся серым знаменем, знаменем Архангельска и Детройта, Харькова и Ливерпуля — знаменем мужчин и женщин, что селятся в самых невзрачных краях и там с гордостью, порожденной не верой или идеологией, но биологией и тоской, производят на свет хныкающую замену себе.

Да, старый добрый Кливленд. И кто Владимир, как не его капитан? Офис Владимира находится на вершине небоскреба, откуда его вотчина видна как на ладони — поля и моря, пригороды и столица. И оттуда же, под придирчивым руководством отца Морган, бухгалтер Владимир гонит на выпас в долину Огайо финансовое будущее многих мелких бизнесменов.

Гонит, пока не случается неизбежное. А случается оно по меньшей мере раз в неделю. Обычно после нагоняя от какого-нибудь начальника-аккуратиста с вялыми среднезападными гласными и армейской стрижкой Владимир запирает дверь офиса, закрывает глаза и мечтает о… дельце! Провокации! Пирамидах! Турбосамолетах! Франкфуртской бирже! О старинном гиршкинском «что-нибудь в обмен на пшик»! Что сказала мать? Мы сильнее, чем эти люди. Просто бери от жизни все…

Но он не может. Все прошло, юношеский инстинкт угас. Он в Америке, где свежую газету кладут на порог ровно в 7.30 утра, — не то что в растрепанных владениях, где Владимир однажды правил.

Потому он откроет глаза и отопрет дверь. И прервет свой десятичасовой рабочий день. Поболтает с секретаршами, заглянет в образовавшиеся свободные минуты на последние страницы «Плейн дилер», чтобы узнать, как дела у местных спортивных команд, — статистика, необходимая для причудливых приятельских ритуалов, совершаемых с коллегами после работы. (Владимир, как уже было сказано, держит курс на всякого рода партнерство.)

И наконец, когда день, совершив оборот, вернется в исходную точку, он возвратится к Морган… к тоненькой струйке дыхания, вырывающейся из ее рта, к ушам, раскрасневшимся от тепла, словно в них спрятаны горящие угольки, к ее беременному телу, обхватывающему его по ночам с заботливостью будущей матери.

А что ребенок?

Станет ли он жить так, как когда-то жил его отец по-дурацки, восторженно, с размахом, чрез край?..

Нет, думает Владимир. Он уже видит своего ребенка. Мальчик растет сам по себе в укромном мире электронных гоблинов и умеренных сексуальных позывов. Надежно изолированный от стихий штукатуркой и двойными окнами. Серьезный и немного скучный, но не отягченный никакой болезнью, свободный от страха и безумия восточных земель Владимира. Сообщник матери. Частично иностранец для отца.

Американец в Америке. Это и есть сын Владимира Гиршкина.