Книга Детский сеанс. Долгая счастливая история белорусского игрового кино для детей - Мария Георгиевна Костюкович

не испытывают особенного интереса к детям, но так вроде бы и нужно по правилам детского мира. Чем дальше взрослый отстоит от ближнего круга ребенка, тем более отстраненным и непривлекательным он бывает. В то же время до конца 1960-х годов сохраняется такое положение вещей: несмотря ни на что, любой ребенок в любой момент может обратиться к любому взрослому за помощью и получить ее сразу, разве что с упреком, который тоже считается допустимым в советском кодексе общения детей и взрослых. Негласный порядок таков: взрослых слушаются, детям помогают. Дети могут считаться «плохими», но взрослые «плохи» только в тех редких случаях, когда они явно злы и служат поучительным или обличительным примером: в сказке, например, или в школьном фильме.

В советских детских фильмах поначалу довольно часто встречается еще один важный взрослый персонаж: образец для подражания. Такой, на которого можно равняться, каким можно мечтать стать, когда вырастешь. Иногда такому взрослому посвящаются целые фильмы, в которых остается немного его детства: «Мальчик с окраины» или «Великое противостояние». Часто такие взрослые почти незаметны в сюжетах, но и комиссар в «Анютиной дороге», и коммунист в «Миколке-паровозе», и директор школы в «Мы с Вулканом», и командир Брестской крепости в «Дочери командира» – все это взрослые-образцы.

Со временем такие взрослые исчезли, и в фильмах 1980-х их уже не встретишь, а в 1990-е годы, после катастрофы в детском мире, стряслась внезапная смерть всех взрослых. Они просто ушли из жизни детей – в прямом смысле умерли или сбросили с себя ответственность за свою и детскую жизнь, сами стали детьми, за которыми нужно смотреть. Впервые все взрослые персонажи сделались слабыми и беспомощными, произошла трагическая ролевая инверсия в детском и взрослом мирах, и ребенок взял на себя огромный груз взрослой ответственности, как уже брал в фильмах 1920—1930-х и 1950— 1960-х годов. Но тогда, очутившись в мире взрослых, ребенок все же находил помощь у них, а в фильмах 1990-х толку от взрослых больше не было. После смерти случилось их нелепое воскрешение, и в фильмах 2000—2010-х годов взрослые, снова поменявшись местами с детьми, стали инфантильными и нелепыми из-за пародийного изображения в детском ракурсе. От детской жизни они теперь отошли еще дальше, чем в советских детских фильмах, но, кроме того, стали совершенно бесполезны, когда детям нужны их защита и помощь.

СЕМЬЯ

В большинстве детских фильмов советского времени семья находится за пределами истории, но отношения детей и родителей остаются самыми важными в образе детского мира. В кино двадцатых годов образа семьи почти не было: дети были сиротами и строили свою сиротскую утопию или уходили из семьи, чтобы совершить ошеломительный поступок и стать пионерами, вступить в новую большую семью. К концу двадцатых эти супердети подняли бунт против авторитарных родителей, олицетворивших негодное, отвратительное прошлое. Тридцатые годы, завершив эту тему, заговорили о наследовании отцам, достойном сыновстве, родители вернули свой авторитет, и естественная семейная иерархия восстановилась.

После войны долго звучала тема утраты и поиска семьи, пока в семидесятых не восстановилась полная, благополучная семья, теплый семейный круг, в котором начинается детство. Все самое интересное случается с персонажами, разумеется, вне семейного круга. Но у каждого ребенка есть мама и папа, чаще всего люди обаятельные и красивые, реже – еще и бабушка, еще реже – вместе с бабушкой дедушка, и совсем редкий случай, когда у героя есть братья и сестры, особенно с небольшой разницей в возрасте.

Затем семья снова ненадолго исчезла из детского мира. Вместо прежней полной и чуть разобщенной семьи, объединенной все же нежностью и поддержкой, в фильмах 1990-х годов возникла странная семья, в которой произошел глубокий разлад. Взрослые исчезли или отдалились настолько далеко, что навсегда потеряли связь с детьми. Вернулось время сирот, но и оно скоро кончилось. Вместо мамы и папы у героев появились «другие родители» – мачеха, отчим, приемная мать. Все персонажи стали друг другу родственниками и возник сентиментальный образ большой семьи. Обновившись таким способом, в 2000-х странная семья восстановилась – с обоими родителями, даже с братьями и сестрами, иногда с бабушкой, но всегда без дедушки. Ближе к 2010-м годам, когда детский фильм едва заметно превратился в семейный, семья стала – нет, пока не действующей единицей, как того хочет жанр, а средой действия. Все, что происходит с героем-ребенком, теперь касается и всей его семьи, но не испытывает на прочность семейные связи, а просто заставляет детей и взрослых еще немного дольше потерпеть друг друга, потому что истинно семейное, доверительное общение, кажется, никогда не было свойственно семьям в белорусском детском кино.

ШКОЛА

Как время состоит из дня и ночи, так детский мир состоит из школы и каникул: в детском мире оба факта неопровержимы. На протяжении пяти с лишним десятилетий школа была естественной средой жизни героев. Часто детский мир целиком умещался в ее стенах, а потом, с тех пор как в кино девяностых школа исчезла из фильмов о детях, она перестала быть пространством детства.

Советское кино изображало школу исключительно в пределах понятий «порядок – хаос». Она была символом порядка, воплощением незыблемости детства, подчиненного правилам. Ее образ сложился в советском кино в первой половине 1950-х, а в белорусском кино к середине 1970-х годов. Вот его составные части: образы хорошего учителя и плохого учителя, которые воплощают крайние точки этического конфликта; образ директора, обозначающий благородное начало учительства; образ пионервожатого, старательного и бестолкового управленца, шута при директоре. Образ учителя долго оставался непререкаемо положительным: добрый, строгий, понимающий – учителей обычно играли обаятельные молоденькие актрисы или, наоборот, мужчины, которые в глазах младших школьников приближаются к возрасту дедушек, а в глазах старшеклассников выглядят чуть старше, и значит, мудрее их отцов, как в фильмах

«Мы с Вулканом» и «Лесные качели». В образе школы часто проглядывала миниатюра общества, и критика школьной системы ясно читалась как дозволенная критика общественного устройства – в оттепель для этого возник жанр школьного фильма. Конфликт всегда возникает в треугольнике «учителя – родители – дети», и школа служит пространством дискуссии о родительской и учительской миссии и этике отношений взрослых к детям.

Детская часть образа школы – своеобразное отражение этой взрослой части. Главный образ фильма о школе – класс, обозначенный штриховыми образами старосты, дотошной и бессердечной девчонки, еще девочки-отличницы и красивой девочки-мечты, «белой вороны» и «самого красивого мальчика в классе», а еще двух хулиганов-двоечников и двух друзей-середнячков (иногда эти образы сливались ради экономии). Остальной класс изображается невнятной, покорной силой, которая приходит в движение только в крайних случаях, усиливая голос старосты или пионервожатого. В советских детских фильмах школа и класс