Книга Детский сеанс. Долгая счастливая история белорусского игрового кино для детей - Мария Георгиевна Костюкович

не интересуют добрые дела и починка неисправного. Он не в восторге от порядка – точнее, ему просто на порядок плевать. Хулиган – детское воплощение плута. Живет обманом, творит преступления. Учиться не желает. Иерархию презирает. Порядок нарушает. Превращает его обратно в хаос. Выводит пионеров из себя и вдохновляет их на борьбу с собой же.

Носитель хаоса, хулиган рано или поздно доживает до той поры, когда его сплошь отрицательные черты начинают благотворно влиять на упорядоченный вусмерть пионерский мир. Дело в том, что хулиган – истинно творческий герой. Ему нетрудно выдумать новый мир, в котором установит новые правила герой-пионер. А оттого что хулиган не терпит коллектива (коллектив тоже не терпит его), у него нет иного выхода, кроме как провозглашать индивидуальность. При всем при том на подвиг хулиган не способен, в починке мира от него нет толку, потому что он умеет только нарушать порядок, но никак не менять его. Спонтанность и подвижность делают его вначале самым отвратительным персонажем детских фильмов, а потом и самым привлекательным. Но его главное преимущество перед пионером в том, что ему, в отличие от пионера, позволено быть обаятельным плохим парнем, а плохих парней всегда горячо любят зрители.

Между пионерами и хулиганами в детских фильмах долго шла негласная война, в которой хулиганы терпели поражение, потому что жили и действовали в одиночку. Но со временем, когда сусальный образ пионера исчерпал свои немудреные достоинства, хулиган сделался любимым героем кинематографистов. В фильмах шестидесятых – семидесятых о школе появлялись намеки на то, что пионер, в сущности, мечтает быть хулиганом, только не может себе этого позволить. Или даже на то, что пионер и хулиган – части одной силы, проникающие друг в друга противоположности, и в каждом пионере живет хулиган, а в каждом хулигане, может быть, пионер (хотя обнаружить это пока не удалось). Главное, что для проявления индивидуальности хулигану позарез нужен скучный пионерский мир, а для проявления суперспособности пионеру нужно, чтобы его упорядоченный мир погромил хулиган.

Как только художественный мир вышел из-под пионерской власти и оказался сильнее, то есть когда детский мир перестал быть игрой и превратился в испытание, герой-пионер пережил болезненное превращение в героя-сироту. Если прежде герой был деятельным и проявлялся в действии, то, увидев разрушительную силу обстоятельств и осознав свою беспомощность, он сделался бессильным и безвольным, переживающим. Сирота – сплошной страдательный залог. Его главный опыт – потеря, а главное умение – создавать иллюзию дома и семьи из любого сора, со всеми персонажами завязывать почти родственные отношения и обживать любой клочок неуютного мира. Сирота попадает в недетские ловушки и подвергается недетским испытаниям, в которых неспособен действовать: только проживать их эмоционально, ожидая, когда же кончится злосчастье. От суперспособностей пионера сироте достались рожки да ножки – доброе сердце, мечта о лучшем будущем, терпение и терпимость. Но вот интересно: переживая трудные времена, страдая от одиночества, он в конце концов набирается сил и начинает бороться против обстоятельств – и ему многое удается. Так проявляется в нем пионерское прошлое. Постепенно сирота вновь становится пионером, и такую метаморфозу можно наблюдать в белорусском детском кино по меньшей мере дважды: в фильмах 1960-х годов и в фильмах 2000-х.

Четвертый тип героя чаще населяет сказки, в них он и появился: это принц или принцесса. Воплощение детского своеволия, но не хулиган. Маленький диктатор, но не пионер. Плакса, но не сирота. Принцы и принцессы встречаются в сказках Инны Веткиной и Леонида Нечаева, и там они появляются для того, чтобы пройти маленький путь от себялюбия к душевной чуткости. Воспитание чувствительности – вот их испытание. Если пионер испытывается хаосом, хулиган – порядком, а сирота – бессилием, то принцам, хоть подвергаться испытаниям им не к лицу и не по летам, приходится испытываться в сострадании. Принцы жестоки. Каждый из них упоен собой. Каждый не сомневается в своем совершенстве и живет в неисчерпаемой заботе и ласке. Вряд ли можно заметить у этих юных самодуров положительные черты, но вдруг оказывается, что ребята они неплохие и душевной чуткости быстро научаются сами, без посторонней помощи, стоит им только сбежать из своего уютного дворца, из-под опеки семи нянек, от ожиданий взрослых.

Итак, пионер воплощает детскую нужду в признании, сирота – в заботе, хулиган – в самостоятельности, принц – во власти над взрослыми. Вряд ли тип героя выбирают сообразно возрасту предполагаемой аудитории фильма, хотя было бы соблазнительно обнаружить закономерность, например, в том, что героями фильмов для младших школьников чаще становятся пионеры, а фильмов для дошколят – хулиганы. Нет такой зависимости. Пионеры и их вариации – просто хорошие, правильные ребята – действуют в большинстве белорусских детских фильмов: и для дошколят, и для младших школьников, и для детей десяти-двенадцати лет. Разве что принцы чаще населяют фильмы для дошкольников, по очевиднейшей причине – их душевный рост созвучен тому, который проживает ребенок трех-пяти лет: переход от негативизма и своеволия к самостоятельности, от утверждения своей исключительности к пониманию чужих чувств. Сиротами чаще оказываются подростки, и это тоже созвучно подростковым ощущениям брошенности, ненужности, романтическому подростковому бунту против действительности. Хулиганы встречаются всех возрастов, от пяти до пятнадцати лет. Но, разумеется, хозяином в этом детском мире был и остается пионер – просто потому, что он хороший ребенок.

ВЗРОСЛЫЕ

В детском мире взрослые незримы, между детским миром и взрослым всегда лежит такая же незримая граница, которую без надобности никогда не нарушали. По негласному договору детей и взрослых весь мир в детских фильмах принадлежит детям, но стоит им заиграться, тут же появляются взрослые, которые охраняют этот мир от потрясений.

Разумеется, чаще всего рядом с детьми находятся их родители. Семейный круг – первый, который знаком герою-ребенку, и часто первый, в котором видит его зритель. За границей семейного круга есть круг соседский – два-три взрослых, живущих по соседству. Затем – школа или большой каникулярный мир, населенный еще бабушками и дедушками, пионервожатыми, случайными знакомцами. Это круг учителей и других взрослых, отвечающих за порядок и дисциплину. За ним живут все, кого герой-ребенок никогда не встретит в обычных обстоятельствах, – там расстилается огромный хаотический мир незнакомых взрослых. Он опасен, и на его границе охранником спокойствия и незыблемости детского мира стоит милиционер или другой представитель правопорядка, важная фигура в детском мире.

С 1930-х до 1990-х годов взрослые из ближнего круга, если они есть, обычно изображаются добрыми и понимающими (в 1920-х было принято изображать родных взрослых недостойными, даже преступными по отношению к детям, а в 1960-х часто их просто не было). Они строги и как будто