Книга Голоса - Ксения Коваленко

– Эмми, иди сюда, – страдальчески протянула Кэт и упала на спину, отчего красная белка переместилась на потолок и теперь совершенно по-хозяйски расхаживала по нему, царапая и слизывая побелку, громко чавкая и причмокивая. Макушка ее подвижной, точно укрепленной на шарнирах, головы с маленькими бусинками пытливых черных глаз была щедро смазана бриолином, из-за чего некогда гладкая, построенная волосок к волоску шерстка напоминала вязанку мокрого липкого хвороста, которая безобразно растрепалась, пока ее не очень аккуратно перетаскивали в другое место. Цепкие передние лапки с острыми коготками, которые при желании появлялись на свет, как лезвие складного ножа словно невидимую картотеку непрерывно перебирали отравленный едким дымом воздух. Задние же периодически поднимались к пушистому уху, в котором торчал серебряный гвоздик серьги, и нервными, отчетливо намекающими на плохую координацию, движениями почесывали крохотный орган острого слуха. На спине, чуть повыше изогнутого гибким вопросом хвоста, было выбрито USA. Кожица, оказавшаяся на месте столь безжалостно удаленной растительности, была нежно розовой. Кое-где виднелись порезы от бритвы, окруженные легким покраснением. Животное выглядело слишком вызывающе, даже для натуральной красной белки, поэтому Кэт просто показала ей уже плохо функционирующий язык и продолжала звать Эмми, которая была занята более важным делом.

Эмми и Бес пытались изобразить двух веселых опоссумов, но оба совершенно не представляли, как выглядит это животное и животное ли это вообще. Кэт не унималась, все повышая и без того уже сорванный голос:

– Ну же, Эмми, подойди. Ближе. Это очень важно. Никто не должен этого слышать кроме тебя, – Кэт была похожа на огромного жука, который упал на спину и не мог перевернуться, беспомощно, но в то же время до боли забавно дергая многочисленными ножками. Поколебавшись с минуту, Эмми нерешительно, но все же подошла, заметно хромая на правую ногу. Ей казалось, что она ветеран войны, а вместо ноги у нее деревянный протез. Потом она смекнула, что уж лучше быть пиратом, эта роль ей подходила куда больше. А потом она вспомнила голубя, но эта мысль стремительно была перекрыта какой-то иной, и Эмми была похожа на сумасшедшего жонглера, у которого каждую долю секунды в руке появляется новый шарик, немедленно исчезающий в незавершенной бесконечности. Когда она добралась до скулящей, как подстреленная волчица, Кэт, ей казалось, что она только слезла с очень быстрой карусели, просто-напросто устав от этого круговорота мыслей, которые никак не желали останавливаться. Ее начало мутить.

– Эмми, какого цвета у меня глаза?

– А никакого, – Эмми нахально улыбнулась не сколько Кэт, сколько внезапно отступившему приступу тошноты. – У тебя вообще нет глаз, ни одного, можешь проверить.

– Нет?!!! – Кэт начала нервно водить руками по лицу и, кажется, действительно ничего там не находила.

– По-моему, их унесла эта коварная белка, – и она пьяно ткнула пальцем в то место, где, по ее мнению, должна была находиться воровка.

– Красная? – заорала Кэт, тут же переместив модное животное в совершенно противоположный угол комнаты.

– Нет, как ты только могла о ней такое подумать, – Эмми обидчиво выгнула сросшиеся у самой переносицы брови и надула губы, сделав их похожими на две половинки пончика с которого уже успели слизать всю пудру. – Зеленая. Это ее лап дело, – она прищурила глаза и стала похожа на борца сумо, который запихнул себе в рот огромный пончик. – Посмотри, она стоит возле северной стены и грызет твой глаз. Она, верно, думает, что это орех, но ведь ты не будешь против, если она немного с ним поразвлекается, она же не знала, что он твой.

Бес сунул голову под диван и начал напевать какой-то, видно, только что придуманный им самим, мотив. Кэт нацепила на голову ведерко для колки льда, не найдя ничего более подходящего на роль каски, и пыталась поймать белку, чтобы отнять свой глаз и вставить в него линзу с приставшими к ней ворсинками от ковра вперемешку с волосами, упавшими со светлых голов четырех обитателей дома, случайно найденную на заваленном хламом полу. Через некоторое время, отбросив прочь силовые приемы, она решила пойти по пути «у-вэй», – то есть рассмотреть эту ужасно трудноразрешимую проблему с точки зрения дипломатии, и просто-напросто подкупить неуловимую белку бутылкой мартини. Маневр удался, правда, как выяснилось после, подкупить удалось вовсе не белку, а улыбающегося, как голливудская порнозвезда весьма низкого пошива, Беса.

Эмми случайно налетела на журнальный столик, играя в большой теннис к кем-то очень ловким и красивым, являющимся не кем иным, как своим же собственным отражением в тяжелом зеркале, небрежно упакованным в грубую деревянную раму. Столик разлетелся вдребезги, но этого никто не заметил. Тем не менее, Эмми поспешила сменить место дислокации и бесшумно ретировалась на кухню, уронив по дороге всего лишь два стула, один из которых накрыл подкупленного и ничуть об этом не жалеющего Беса.

Эмми в два весьма неудачных прыжка оказалась у холодильника. Поводив рукой по белой двери, она открыла ее и вытащила оттуда все: от плавленых сырков, после которых мутило приблизительно добрую половину дня, до замороженного мяса, которое невесть каким загадочным путем попало туда и было теперь обречено на безызвестную смерть, потому как никто в этом доме не умел приготовить даже неинтересную глазунью из двух яиц, не говоря уже о каких-то изысканных блюдах наподобие размороженного и прожаренного бифштекса. Разложив все продукты вокруг себя, она села на пол и начала любоваться своим творением. Устав заниматься этим, она поползла обратно в гостиную.

Удо вернулся из супермаркета и долго не мог понять туда ли он попал, но как только перед ним появился совершенно голый Бес, одетый в один дырявый носок, в голове у него всплыло слово: МАРИХУАНА.

Он взглянул на Эмми, которая, тупо улыбаясь, отрезала ржавыми садовыми ножницами уже второй, а потому, к сожалению, последний рукав от своего любимого свитера. Его заметно передернуло, но заметить это было некому. «Да-да, конечно. Ты опять занята не мной». Он встал за ее спиной и внимательно, но отрешенно, наблюдал за последними минутами жизни ни в чем неповинного свитера. «А с утра я буду должен принести ей кофе в постель (хотя она скорее предпочтет этому изыску три литра воды) и пачку аспирина, расставив все это на подносе с лукавым Чеширским котом, иначе она одарит меня таким взглядом, что я даже не успею отползти в надежное укрытие, не лишившись какой-либо части своего, и без того покалеченного этими позерскими взглядами, организма. Нет, уж лучше я совершу краткий экскурс по твоей комнате, особенно тщательно исследовав так называемую «помойную лирику», от которой ты млеешь, как я полагаю, уже очень долгое время. Нужно быть честной, Эмми, ведь ты очень не любишь, когда тебе лгут».

К счастью, дверь в ее комнату не была заперта, поэтому он без труда проник в запретные, исключительно для него, пределы. Он не стал притворять дверь, потому как понимал, что даже если этот святой триумвират, громящий гостиную, все же и решится забраться наверх, заподозрить какой-либо подвох или нечестность с его стороны им будет просто невозможно из-за неадекватного состояния, в котором им предстояло пребывать еще очень долгое время. Удо даже не подготовил оправдания на случай, если кто-нибудь из них все же заглянет и увидит в комнате Эмми его собственной персоной.