Книга Так хочет Бог - Андрей Муравьев

Сейчас перед ним лежали два пульта, сообщающие расстояние до объекта слежения. Один из пультов показывал "один метр". Показания второго постоянно менялись.

Владимир Петрович Коваленко пригубил коньяка из глубокого фужера.

Он верил, что с этой задачей он сможет справиться и в одиночку.

8.

По каменистой, пылающей зноем дороге медленно катился джип. Костя всматривался в окрестные виды.

Вроде бы, камень кругом. Что ему может сделаться даже за тысячелетие? Но глаза нельзя обмануть. Местность поменялась и сильно. Вот тот холм был высокой скалой, это ущелье выросла из маленького ручья, река засохла, появился бугор.

На счастье кое-что еще сохранилось.

Старая церковь, переделанная в мечеть еще в одиннадцатом веке, обросла минаретами, расширилась, но музейная табличка не врала – здание было древним.

Костя притормозил на площади, вышел из машины. Нахлынули воспоминания.

…Когда они прорвались из города, где принял бой барон де Бовэ, Горовой решил избавиться от части обоза. Раненых стало слишком много – повозок не хватало. Чтобы везти товарищей, необходимо было сгрузить захваченные по пути трофеи.

Конечно, рядовые кнехты выбрали бы смерть, чем избавились от золота. Они и дальше тянули на себе набитые кошели и пояса. Но вожди должны думать, в первую очередь, о своих людях. Потому сундуки с долей барона и рыцаря Тимо пришлось спрятать в окрестных скалах.

За ними легко вернуться после того, как падет капище проклятых язычников, или после того, как крест Господень вновь воссияет над Вечным городом.

Малышев был один из трех, кто руководил захоронением богатств.

Один сундук был полон серебряных монет, еще пять забиты грудами посуды, отрезами дорогой ткани и богатыми доспехами. Вся добыча упокоились в глубоком ущелье, заваленная камнями и землей. Дорогу запомнили.

Малышев остановил машину и всмотрелся в оливковую рощу, растянувшуюся по склону. Тонкая ниточка ущелья осталась там, где и должна.

Прикорнувший под гудение кондиционера пассажир удивленно вскинулся, просыпаясь:

– Что, приехали? Это и есть твоя пещера Алибабы?

Костя вздохнул:

– Надеюсь.

… Через четыре часа изрядно просевший джип двинулся к далекому побережью. А еще через день наемная яхта взяла курс на воды Греции.

На корме, за столиком, полным шампанского, отмечали событие трое мужчин. Напротив их стояли открытые сундуки. Истлевшие материи, поеденное ржой оружие… и горы монет, серебряной, золотой посуды и каменьев.

Глава 3.

1.

Тимофей Михайлович очнулся рывком, крутанулся, убеждаясь, что руки и ноги туго связаны, попробовал перекатиться на живот. Окружающая темнота не смущала казака, он бывал и в худших передрягах.

По всей видимости, пленник находился в повозке. Пол ходил ходуном, трясся, за стенами скрипели невидимые колеса, слаженно топали копыта лошадей или волов.

Подъесаул тихо выругался, уперся лбом в доски, встал на колени.

Полог, закрывающий выход, отлетел, внутрь заглянула скуластая незнакомая рожа.

– Где я? – спросил по-немецки рыцарь.

Рожа осклабилась и пробормотала что-то на сарацинском, после чего исчезла.

Горовой зарычал от злости.

Последнее, что он помнил, это тени, метнувшиеся к нему от кустов, у которых рыцарь задумал сотворить вечерний моцион. Тени, удар… И вот он приходит в себя в чужой повозке, среди врагов, без доспехов, оружия и, главное, без друзей.

В проеме возник еще одни сарацин. Гортанный окрик, подкрепленный жестом, должен был заставить пленника лечь на дно повозки. Подъесаул плюнул в охранника. Через мгновение тупой конец копья врезался в солнечное сплетение рыцаря, и он скрутился на полу в приступе боли.

Что же – миндальничать похитители не собирались.

Последующие попытки что-то выяснить или просто выглянуть наружу прерывались также безжалостно.

Через несколько часов непрерывной тряски повозки остановились, полог откинулся. Пара смуглых мускулистых здоровяков подхватили и вытащили казака наружу.

На утоптанной площадке, окруженной стеной глинобитного забора, собралось около дюжины повозок и сотни две верблюдов. Толклись лошади, ревели ослы. Десятки погонщиков тягали воду от одинокого колодца, наполняя кадки. Толпа мусульман, бежавшая перед прибывающими ордами латинян, делилась новостями, ужинала, укладывалась на отдых. Большая часть беженцев устраивалась на ночь за пределами керван-сарая. Но избранные могли позволить себе ночевать без оглядки по сторонам, предпочитая остановку в безопасных стенах.

В основном, здесь путешествовали, навьючивая товары на горбатых кораблей пустыни, поэтому от животных было в буквальном смысле слова не продохнуть.

Тимофей Михайлович, твердо намеревавшийся сбежать, как только он встанет на ноги, отложил планы на будущее. Окружающие его толпы и так посматривали на пленника в западных одеждах с нескрываемой угрозой, а уж что начнется, если он попробует освободиться, нечего было и гадать.

Один из стражей сводил его к выгребной яме, потом отвязал левую руку, протянул кусок черствой лепешки и чашку воды. За день во рту не побывало и маковой росинки, так что упрашивать никого не пришлось. Хлеб был проглочен и вода выпита за несколько мгновений. Добавки не предложили. Руку снова привязали к поясу, а ноги вдели в железные кандалы. Безмолвные стражи начали укладываться спать.

Казак недовольно посипел, но решил не ерепениться и тоже полез под телегу.

…Так продолжалось почти неделю.

Днем караван, в котором кроме повозки, перевозившей Горового, было семь телег, двигался на восток, ночь проводили в керван-сараях или в чистом поле. В этом случае половина из полусотни сопровождения бодрствовала всю ночь.

Охранники у отряда были знатные. На фоне издерганных запуганных беженцев холеные уверенные лица стражей выделялись, как отличается боевой пес от стаи дворовых шавок. Добрые брони, начищенное оружие, гладкие бока лошадей – все говорило о том, что хозяин этих людей небедный и держит слуг не в черном теле.

Но это же и расслабляло сарацин.

Горовой бросил попытки выяснить, кто же его захватил, и сосредоточился на том, чтобы просто выбраться из плена.

На одной из стоянок он подобран осколок старого разбитого кувшина, на второй – кусок бечевы, которой погонщик подвязывал кули купца. Уходить надо было днем, когда на ногах не бренчало железо оков. Тимофей ждал.

Через две недели, миновав горы и десяток долин, караван свернул на юг. Толпы беженцев понемногу рассасывались. Все чаще вместо переделанных под мечети церквей стали встречаться городки и села с чисто мусульманской архитектурой.