Книга Нити судьбы - Мария Дуэньяс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В большом вестибюле было многолюдно и шумно: на улице шел ливень, и люди, собиравшиеся выйти из кинотеатра, все еще толпились внутри вместе со зрителями, пришедшими на следующий сеанс. Я укрылась за колонной в дальнем углу и, окруженная толпой, голосами и густым сигаретным дымом, внезапно почувствовала себя в безопасности. Однако зыбкое ощущение уверенности продлилось лишь несколько минут — до тех пор пока толпа не начала рассеиваться. Новые зрители прошли в зал, чтобы погрузиться в историю семейства де Винтер и преследовавшего их призрака, а остальные (предусмотрительные — под зонтами и шляпами; более беспечные — под пиджаками и раскрытыми над головой газетами и без каких-либо предосторожностей самые отчаянные) стали постепенно покидать чарующий мир кинотеатра и выходить на улицу, чтобы встретиться лицом к лицу с повседневной реальностью, в тот осенний вечер заявившей о себе бурными потоками воды, неумолимо низвергавшимися с хмурого неба.
Ловить такси было совершенно безнадежной затеей, поэтому вместе с сотнями других людей я решила набраться храбрости и возвратиться домой пешком, покрыв голову шелковым платком и подняв воротник пальто. Я торопилась, желая как можно скорее оказаться дома, чтобы укрыться от дождя и преследования. И постоянно оборачивалась: то мне чудилась слежка, то казалось, что ее уже нет, но легче от этого не становилось. Любой человек в плаще заставлял меня ускорять шаг, даже если его силуэт совсем не напоминал типа, напугавшего меня в кинотеатре. Кто-то стремительно прошел мимо, невольно задев меня плечом, и я, охваченная паникой, бросилась к витрине закрытой аптеки; нищий потянул меня за рукав, прося милостыню, и вместо подаяния получил испуганный крик. Чтобы чувствовать себя спокойнее, я пошла следом за несколькими почтенными парами, но они, заметив мое подозрительное поведение, предпочли оторваться. Мои чулки забрызгала грязная вода из луж, и я чуть не сломала каблук, зацепившись за канализационную решетку. Я переходила улицы поспешно и неосторожно, почти не обращая внимания на движение. На переходе меня ослепили фары автомобиля, потом мне посигналил мотокар, и я чуть не попала под трамвай; еще через несколько метров едва успела отскочить в сторону от черной машины, водитель которой, должно быть, не разглядел мою фигуру из-за дождя. Или, возможно, прекрасно меня видел.
Я дошла до дома, промокнув до нитки и с трудом переводя дыхание. Швейцар, ночной сторож, несколько соседей и пять-шесть любопытных толпились неподалеку от подъезда, сокрушаясь по поводу затопленного водой подвала. Никем не замеченная, я взлетела по лестнице, снимая на ходу платок и ища ключи, и наконец вздохнула с облегчением, радуясь, что добралась домой, не встретившись со своим преследователем. Больше всего мне хотелось погрузиться в теплую ванну, чтобы согреть заледеневшую под дождем кожу и забыть обо всех тревогах этого дня. Однако облегчение было недолгим. Оно длилось ровно несколько секунд, потребовавшихся мне, чтобы дойти до двери, войти в квартиру и увидеть нечто из ряда вон выходящее.
В зале горела лампа, но этому еще можно было найти какое-то объяснение: возможно, донья Мануэла или мои помощницы, которые, уходя, обычно выключали везде свет, на сей раз просто забыли проверить комнаты. Так что вовсе не это заставило меня содрогнуться, а обнаруженное в прихожей. Плащ. Светлый мужской плащ. Он висел на вешалке, и с него со зловещей невозмутимостью стекала вода.
43
Хозяин плаща ждал меня в зале, сидя в кресле. В течение какого-то времени, показавшегося мне бесконечным, я не могла произнести ни слова. Незваный гость тоже хранил молчание. Мы просто смотрели друг на друга, охваченные вихрем чувств и воспоминаний.
— Тебе понравился фильм? — наконец спросил он.
Я ничего не ответила. Это был человек, следовавший за мной по пятам в последние дни. Тот самый человек, который пять лет назад ушел из моей жизни, приняв то, что я полюбила другого: тогда он исчез в тумане вместе с печатной машинкой, одетый в такой же плащ, какой носил и сейчас. Игнасио Монтес, мой первый жених, вновь объявившийся в моей жизни.
— Я смотрю, у тебя все великолепно, Сирита, — добавил он, поднимаясь и направляясь ко мне.
— Что ты здесь делаешь, Игнасио? — в конце концов прошептала я.
На мне все еще было пальто, и вода, стекая с него, образовала на полу лужицы, но я по-прежнему стояла не шелохнувшись.
— Пришел, чтобы встретиться с тобой, — ответил он. — Иди высушись и переоденься, нам нужно поговорить.
Он улыбался, и его улыбка не предвещала ничего хорошего. Внезапно я осознала, что от двери меня отделяет всего несколько метров: я могла броситься прочь, сбежать по лестнице, прыгая через три ступеньки, выскочить на улицу и попытаться скрыться. Однако тотчас отбросила эту мысль, понимая, что не следует действовать безрассудно, не узнав сначала, в чем дело, поэтому просто подошла к нему и посмотрела в лицо.
— Чего ты хочешь, Игнасио? Как ты сюда попал, зачем пришел, почему ты за мной следишь?
— Не все сразу, Сира, не все сразу. Задавай вопросы по одному, не нужно так нервничать. Но сначала, если не возражаешь, мне бы хотелось, устроиться поудобнее. Знаешь, я немного устал. Вчера ты заставила меня провести бессонную ночь. Не нальешь мне чего-нибудь выпить?
— Ты раньше не пил, — заметила я, стараясь сохранять спокойствие.
Смех Игнасио, холодный, как лезвия моих ножниц, прорезал зал из конца в конец.
— Какая у тебя прекрасная память. После всех интересных событий, которые, не сомневаюсь, произошли с тобой за последние годы, ты до сих пор помнишь такие мелочи — просто невероятно!
Да, возможно, это казалось невероятным, но я действительно помнила. Не только это, но и многое другое. Наши бесконечные вечерние прогулки, танцы во время ночных гуляний. Его оптимизм и нежность, наши планы в те времена, когда я была простой бедной портнихой, собиравшейся замуж за человека, чье присутствие наполняло сейчас мое сердце тревогой и страхом.
— Что ты будешь пить? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал невозмутимо и не выдал моего волнения.
— Виски. Коньяк. Что угодно — то, что ты предлагаешь обычно другим гостям.
Я налила ему коньяк, остававшийся на дне бутылки, не допитой прошлым вечером Бейгбедером. Вновь повернувшись к Игнасио, я обратила внимание на его костюм — серый и неприметный, он был сшит из довольно дорогой ткани и неплохо скроен, но вышел явно не из тех ателье, где одевались люди, окружавшие меня в последнее время. Я поставила бокал на столик перед Игнасио и вдруг заметила лежавшую там коробку конфет из «Эмбасси», завернутую в серебристую бумагу и изящно перевязанную розовой лентой.
— Какой-то поклонник прислал тебе презент, — сказал он, касаясь коробки кончиками пальцев.
Я промолчала. Дыхание перехватило, и я не могла произнести ни звука. Я знала, что где-то в обертке этого неожиданного гостинца находится зашифрованное сообщение от Хиллгарта: сообщение, которое должна прочитать только я.
Я села поодаль, в углу дивана, все еще скованная и в насквозь промокшей одежде. Сделав вид, будто конфеты нисколько меня не интересуют, я молча смотрела на Игнасио, убирая с лица мокрые пряди волос. Он был такой же худой, как прежде, но лицо его изменилось. На висках появились первые проблески седины, хотя ему было немногим за тридцать. Под глазами залегли темные круги, в углах рта образовались складки. У него было усталое лицо человека, не избалованного покоем.