Книга Последнее лето - Елена Арсеньева

– Причем ценнейшие. Очень надежный человек, не раз вделе проверенный, – серьезно сообщил Андрей. – И очень преданный. Высможете хм… побеседовать с ним, когда мы поговорим о наших делах. Или желаетеначать с него?

Инна повернула к нему голову. Черты лица под густой вуальюбыли почти неразличимы, голос звучал невозмутимо:

– Да. Где это можно устроить? До отеля еще далеко?

– Приблизительно тридцать минут, – так женевозмутимо ответил Андрей, который был чрезвычайно хорошо осведомлен опривычках дамы, которую счел нужным послать к нему Центр для устройства дел,жизненно важных для партии. – Но если вас не смущает экипаж…

Инна пожала плечами.

– Виктор, – проговорил Андрей, – найди,голубчик, проулок…

– Будет исполнено, – с ленцой отозвался кучер.

Проулок между двумя изрядными кирпичными лабазами нашелся вмгновение ока. Виктор, конечно, знал город замечательно.

– Я, с вашего позволения, пройдусь, покурю, –сказал Андрей и спрыгнул на землю. Краем глаза он успел заметить, чтоисполнительный Виктор уже перебирается с козел внутрь экипажа.

Андрей пошел вдоль дороги, доставая портсигар и спреувеличенным вниманием разглядывая низко нависающие ветви берез, почкикоторых уже набухали зеленым листом.

Какое счастье, что есть Бориска… Андрей и сам никогда неотказывал себе в радостях плоти, к тому же Инна была весьма отзывчивымтоварищем, однако у нее имелись свои странности. К примеру, она не могла лечь впостель с человеком, с которым ей предстояло решать какие-то партийные дела.Она считала, что совместные содрогания могут лишить любовников объективности,если между ними потом, при обсуждении важного вопроса, вдруг возникнутразногласия. Во всем этом, конечно, была изрядная толика софизма. Ведь еслиделовых разговоров в тот день не предстояло, Инна могла улечься в постель хотьс кадетом, хоть с эсером, хоть с большевиком, хоть с самим архангелом Михаиломили генералом жандармского управления, несмотря ни на какие разногласия.

А сейчас – сейчас пусть потрудится во имя победы революцииБориска, для того и взят с собой. А то ведь можно было не просить у Шатиловаэкипаж, не усаживать его кучера в трактире, не покупать его молчания, апросто-напросто взять извозчика. Дешевле бы вышло. Хотя дело не в деньгах, конечно…

О нет, дело именно в деньгах! Ведь Инна приехала сюда неради чего другого, а только ради денег.

Ради денег Марины Аверьяновой. Нет, теперь – АлександрыРусановой…

Раздался веселый свист.

Андрей обернулся.

Бориска, уже перебравшийся на козлы, махнул рукой.

Быстро управился, однако!

Андрей торопливо зашагал к экипажу.

Бориска являл собой воплощение ленивой невозмутимости.

Инна сидела, чинно сложив руки на коленях, лицо по-прежнемупод вуалью, в одежде не заметно даже намека на беспорядок. Можно было подумать,что здесь только что шел разговор о погоде, а не что иное. Parler de la pluieet du beau temps, вдруг вспомнил Андрей гимназический курс французского. Этаидиома означает «говорить ни о чем».

«Вот именно», – ехидно подумал Андрей.

– Мы сможем позавтракать немедленно, как приедем вотель? – спросила Инна.

– Ну, не совсем, придется сначала оформить вашномер, – повернулся к ней Павел. – Но если вы желаете, здесь естьнедурной трактир…

А что такого, у некоторых после этого появляется зверскийаппетит!

– Тракти-ир? – брезгливо протянула Инна. –Воображаю! Нет уж, едем в отель. Вы шутник, Павел.

Фу-ты ну-ты, ножки гнуты! «Тракти-ир», видите ли! Как будтоона только что имела дело с принцем крови, а не с сормовским убийцей.

Впрочем, Андрей умел снисходительно относиться к маленькимслабостям проверенных товарищей. А Инна Фламандская была человеком проверенными надежным. Она выполняла самые деликатные финансовые поручения самого Ленина,и можно было не сомневаться, что ни одна копейка из партийных денег никогда неприлипнет к ее рукам. Помимо заранее обговоренного гонорара за осуществлениеоперации, конечно!

А что? Одни наивные бабочки и мотыльки, лишь тольконачинающие свой полет к испепеляющему все живое факелу революции, убеждены, чтожить можно одними идеалами. То, что Инна Фламандская путешествует первымклассом, одевается у самой дорогой портнихи России или в самых фешенебельныхmaisons de couture, останавливается в самых лучших отелях и обедает визысканных ресторанах, идет вполне в русле той генеральной линии, которую задалЛенин. Давно прошли те времена, когда он перебивался кое-как и ютился в дешевыхмеблирашках. В «Лионском кредите» у него счет – № 6420, – гдесосредоточены и партийные, и личные деньги. В Париже он жил около парка Монсури(невесть почему так ужасно, Мышиная гора, назвали такую красоту!), в дорогомквартале (близость роскошного парка стоит денег!), в дорогих квартирах изчетырех комнат, больших и светлых, – сначала на улице Бонье, потом наМари-Роз. Семья обладала «в достаточной мере поедательными способностями», каклюбил он пошутить в письмах. «Волжские продукты», так им любимые, посылались изРоссии, доставлялись специальными курьерами: икра, балык, семга… Он ведь выросна Волге, Владимир Ильич, он все это очень любил. Лечился он только у хорошихврачей. Инна некоторое время назад виделась с Горьким, тот показывал ей письмоЛенина: «Упаси боже от врачей-товарищей, от врачей-большевиков в частности!Право же, в 99 случаях из ста врачи-товарищи «ослы», как мне сказал один хороший врач. Уверяю Вас, что лечиться надо тольк о у первоклассных знаменитостей!»Горький восхищался талантом Владимира Ильича создавать для своей работы самыелучшие условия и с огорчением говорил, что он так не умеет.

Конечно, он прибеднялся, на самом деле все он умел, Иннабыла у него на Капри, в Сорренто…

Ну, разумеется, заботиться о себе за счет партийных денегмогут позволить только те, кого Ленин называл «ценным партийным имуществом». Онуказывал, что партия – не благотворительная организация, не Армия спасения, онаможет помогать только ответственным своим работникам, и решительно выступалпротив «кормления всех без различия». В том-то и дело, что «различия» никуда неденутся даже и после победы мировой революции, к этому надо быть готовыми всеми каждому.