Книга Собрание сочинений. Том 2. Последняя комедия. Блуждающее время. Рассказы - Юрий Мамлеев

Цветочный вдруг резко ответил:

— Похороны, как и предыдущий раз, прошли нормально. Плакали. Но ты, Повесов, что, нас за идиотов принимаешь? Ты думаешь, мы не знаем, что ты не убил этих двух последних уволенных? Их вообще никто не убивал, включая посторонние структуры. Но тем не менее, они умерли. Просто так. Диагноз: остановилось сердце.

И тут уж улыбнулся пожилой господин, несколько обнажив свои странные, не совсем похожие на человеческие, зубы. И вмешался, обращаясь к Петюне:

— В этом и загадка. Может быть, вы объясните, дорогуша, как это вы умудряетесь отправить на тот свет людей, не прибегая к вульгарному насилию и даже не контактируя с ним вообще? Кстати, никаких следов яда в теле этих важных персон не обнаружено.

Петюня, правда, не упал на пол, но покачивался на стуле, как китайский болванчик.

— Не строй из себя придурка, Петя! — прикрикнул Цветочный. — Дело серьёзное. Уже насчёт первого объекта всё было ясно. По той простой причине, что, во-первых, ты не стрелял, хотя это была последняя возможность, срок кончался. Но ты должен был убить — всякие другие варианты исключались из-за их абсурда. Когда уволенный примчался на дачу, до конца срока оставалось совсем немного. На даче была охрана, собаки — замочить его там было почти невозможно, да ты и не был в том районе. Тем не менее, объект умер — и точно в срок. Это во-вторых. Значит, ты не стрелял в него, имея столько возможностей ранее, только потому, что знал — он умрёт. Следовательно, ты убил его каким-то иным, непонятным человеку способом. Но на всякий случай я решил проверить ещё раз. И что ж, история в точности повторилась. Ты только на вид придурок, Петюня, а на самом деле ты должен объяснить нам, кто ты.

— И с кем он связан, — доброжелательно и широко улыбаясь, блеснув зубками, сказал пожилой господин. — Но главное, милейший, вы обязаны раскрыть это ваш удивительный способ расправы с людьми. Приём, который исключает всякие пошлые способы душегубства, которые всем культурным людям уже давно надоели… Я, дорогой мой, представляю очень внушительную структуру, и, чтобы выяснить наш вопрос, мы с вами сейчас поедем, с охраной, разумеется, в одну уединённую виллу, всего километрах в трёхстах от Москвы. И поговорим там по душам, но всерьёз. Там у нас есть и подходящая лаборатория для разного рода исследований. — И пожилой господин дружелюбно-угрожающим жестом пригласил Петюню встать. — Там с вами поговорят, в случае надобности, весьма образованные люди, спецы, например, в сфере аномальных явлений и других ненормальных ужасов.

— Молчать или играть в дурака, Петюня, бесполезно, — добавил Цветочный. — Там и мёртвым могут быстро развязать язык, превратив их в отменных болтунов.

Пожилой господин захохотал и похлопал Петюню по плечу:

— Для нас нет ничего невозможного!

Петюня, наконец, понял: ему каюк, но каким способом, он ещё не предвидел.

Под стулом, где он сидел, образовалась огромная лужа. Но Петя, повинуясь, встал.

Жизнь есть сон

Вася Пивнушкин всю свою трудовую жизнь обожал пиво. Он и сам не знал, почему он отдавал предпочтение такому нежному алкогольному напитку — другие, например, тихо склонялись к водке или к коньяку в худшем случае.

Пивнушкин пытался всё-таки объяснить своё пристрастие и не раз рассуждал об этом с Толей Угрюмовым, которому, между прочим, было всё равно, что пить: даже от водопроводной воды Толя Угрюмов хмелел, как всё равно от зверобоя.

Вася же однажды в пивном летнем баре совсем распустился перед Угрюмовым.

— Толя! — говорил он ему. — Вот ты два дня подряд водку глушишь целыми литрами, а потом неделю пьёшь воду из-под крана — и всё равно всё время пьяненький. Слава тебе!

Угрюмов снисходительно процедил тогда:

— Ну, с этого я только начинал, Вася… А потом я уже, бывало, всего двадцать четыре часа, круглые сутки то есть, лакаю водку, а потом месяц пью водопроводную воду… и пьян завсегда. Так-то.

— Но ты пойми и меня, — завыл в ответ Вася, — для меня опьянение не так уж много значит без удовольствия. Прямо скажу: без наслаждения… А от водки, да ещё сивушной, какой смак? Другое дело — пиво. Ты только пойми, я тебя не хаю, ты, Толя, гений, в натуре, ты у нас воду из-под крана в водку превращаешь!.. Я спрашивал тут у интеллигентов, так они говорят, что даже великие алхимики Средних веков такое не вытворяли… Но ты, Толя, человек смиренный, бестщеславный, о тебе ведь песни люди должны складывать, а ты знай себе хлебаешь воду и пьян днём и ночью. Мне до тебя расти и расти… Но ты и меня, мышонка, пойми…

Угрюмов пошевелил ушами в этот момент и прошипел:

— А в чём же я должен понять тебя, Вася? Если я вещество воды могу превращать в водку, так почему ты думаешь, что я должен напрягаться, чтобы понять тебя?

Вася даже отшатнулся от таких речей: разом выхлебнул из огромного пивного вместилища пол-литра крепкого чешского пива.

— Да я разве тебя опровергаю, Толя? — рыдающе проголосил Вася. — Я тысячу раз, хоть перед концом мира, повторю: ты — талант. Никому ещё на Руси не удавалось превращать воду в водку. А ты гений вдвойне, потому что ты сделал это — и молчишь. Молчишь из любви к стране, чтоб секрет не открылся и страна бы не спилась.

Тогда Толя Угрюмов одобрительно кивнул головой и чуть-чуть глотнул пивка. (До этого он уже проглотил два литра воды из-под крана). Вася даже не ожидал, что он стал такой равнодушный к пиву.

— Так вот, Толя, ты только пойми одно, — и Вася Пивнушкин преобразился вдруг духовно. — Когда я пью водку — для меня это отрава, когда я пью пиво, хоть литрами, — наслаждение. Результат один — опьянение. Всё-таки конечный смысл — забытьё, пьянство, хоть от воды из-под крана, хоть от крепчайшей водяры (и Вася многозначительно кивнул в сторону соседнего столика, где распивали третью бутылку водки). А что такое опьянение? Это значит — проклятие обыденной жизни, уход от неё, уход куда-то, где хорошо. Ты согласен?

Угрюмов крякнул.

— В принципе, согласен. Уйти в другой мир — это главное в пьянстве. Потому что этот основательно поднадоел: деньги, хворь, комета, мордобитие, конец мира, бандиты.

— То-то и оно, Толя, — болезненно проговорил Вася, выпив для смелости ещё одну кружку жизнерадостного тёмного пивка. — Но ты не учёл одного — наслаждения. Когда пьёшь пиво, ты имеешь не только опьянение, но и наслаждение в животе, в каждой жилочке, везде. А когда пьёшь горькую — хлобыстнул пол-литра, и ты сразу же на небесах. А наслаждение — миновал. Понимаешь, к чему я клоню, Толя?

Угрюмов помолчал задумчиво и ответил:

— На это не наша воля.

Пивнушкин почернел и выговорил:

— Не понял.

Тогда Угрюмов пояснил:

— Пора со всем этим кончать.

Пивнушкин изумился ещё более:

— А теперь, Толя, я тебя уже совсем не понимаю. С чем кончать? Неужто уж с водой из-под крана?