Книга Письма полковнику - Яна Дубинянская

Она читала газету. И вправду читала, даже увлеклась… занятно он пишет, Анатолий Бакунин, хотя местами и чересчур брутально… Кольцевое замыкание, да. Абсурд. Невероятный абсурд…

Спросила спокойно, не поднимая глаз от листа:

— Вы маньяк?

— Может быть, вы надеетесь, что я этого не сделаю?

— Надеюсь.

— Напрасно. Я уже это сделал. Запущена программа сбоя на одной из центральных подстанций… впрочем, вам вряд ли интересны технические детали. Замыкание произойдет через три часа, — он сковырнул с запястья край манжеты. — То есть уже через два часа пятьдесят четыре минуты. Правда, в отличие от вашего школьного гения, не ручаюсь за силу его воздействия. На всякий случай приказал поставить на максимум.

Блефует, думала Эва, ну разумеется, блефует, до сих пор ему то и дело удавалось ее мистифицировать, обводить вокруг пальца, но не до такой же степени!.. Срез, его вотчина, его бизнес, его жизнь… не говоря о том, что он рискует погибнуть и сам. Никакой Ресурс не стоит того, чтобы ставить под угрозу так много. Не может быть…

А что, если они вовсе не были чистой демагогией, его рассуждения о высшей самоценности владения мирами?!.

— У нас с вами времени в обрез, — буднично сказал Фроммштейн. — Находим аномалию, вы показываете мне алгоритм, туда-сюда, плюс еще спуститься на базу, чтобы я мог отменить приказ. Думайте быстрее, погода портится.

На газетный лист упала снежинка, села на волосы Сережи Старченко. Эва подняла взгляд: в воздухе кружились белые мушки, цепляясь за окантовку фроммштейнового комбинезона. Хоть бы он снял очки. Тогда она уловила бы, заметила, отследила мельчайшие искорки хитрости и самодовольства на дне его глаз. Но в двух полукруглых зеркалах ничего не разглядеть, кроме горного склона и себя самой, обескураженной, ссутулившейся над газетой в руках…

Выпрямилась, расправила плечи. Посмотрела поверх его очков. Дракон, огромный и невозмутимый, ни одним движением не выдавал своего отношения к происходящему. Поднял голову, взглянул куда-то назад, на черное пятно на снегу… и снова устроил узкую чешуйчатую морду между сложенных зонтиков крыльев.

Пятно приближалось. Медленно, натужно. Приобретало очертания. Росло.

— Я жду, Эвита! А время, как вы сами понимаете, не ждет.

Вдохнула ртом полную грудь морозного воздуха; на нёбе растаяла снежинка. Кивнула:

— Идемте.

— Я всегда знал, что с вами можно договориться, — Фроммштейн не двигался с места, и она почти уверилась в его блефе. — Вы способны мыслить крупными категориями, глобально, на уровне миров. Николас не мог. Кто он был такой? Диктатор отдельно взятой, мелкой, никому не нужной страны… Да еще и засунул неизвестно куда свой идиотский мундир.

— Что?..

Она бы многое отдала, чтобы дослушать. Чтобы понять непостижимое: зачем он говорит ей об этом — сейчас?!

И вообще — чтобы понять.

Красс был уже почти у него за спиной. Он полз на локтях и одном колене, волоча ногу, страшный, с заиндевевшей бурой бородой и темной бороздой через щеку, нос и губы. Он мог в любую минуту отразиться в ее очках, спохватилась Эва.

Сдвинула на лоб. Зажмурилась.

* * *

Человек выбрался из расщелины и тяжело привалился к заледенелому краю скалы. Холодно, даже сквозь комбинезон… хорошо. Когда холодно, почти не больно.

Теперь женщина могла видеть его отчетливо, хоть бы и с высоты драконьего полета, а уж тем более в двух шагах, практически в укор, если б догадалась повернуть голову. Но она не видела. Беспорядочно металась по склону, взмахивала руками и вопила так, что, как известно любому альпинисту-новичку, могла запросто вызвать горный обвал. Впрочем, горы здесь, наверное, сплошь из тезеллита, а эту породу не так легко привести в движение. Так или иначе, женщина об этом не думала. Просто кричала, и ее голос многократно отдавался звучным эхом.

«Красс!» Еще раз: «Красс!!!»… и так далее. Хорошо быть героем. Катиться с ускорением по горному склону, по-кошачьи обнимая противника, под раскатистую музыку собственного имени. Постепенно превращаясь в изломанный неузнаваемый труп. Романтично. Она не забудет.

Извините. Не в каждом заложено с детства стремление к героизму и цивильным погонам.

Остановилась, опустила руки. Медленно побрела вверх по склону, проваливаясь в снег, и на мгновение человеку показалось, что она его наконец-то заметила. Нет, куда там. Подошла к дракону. Заговорила. Она всегда питала болезненную склонность к этим рептилиям-мутантам, особенно говорящим, по прихоти колониальных экспериментаторов наделенным подобием интеллекта. Любопытно, что они там сейчас обсуждают. Не его ли, к примеру, судьбу… ага, размечтался.

Сейчас она взберется в седло на чешуйчатой спине — и всё.

Человек задвигался, погромче шелестя тканью комбинезона. Потом кашлянул. И наконец сдался:

— Ева!

Обернулась стремительно, как на выстрел. Увидела. Бросилась было к нему, но — это еще что такое? — затормозила на полпути, нагнулась, что-то нашарила на развороченном утоптанном снегу. Подошла. Медленно. И не вплотную.

Человек едва не рассмеялся вслух, разглядев серебристый пистолет в ее руке.

— Боишься меня?

— Так спокойнее. Неплохо тебя знаю.

— Думаешь?

— Знаю, что ты не остановишься. Ты ведь собираешься всё равно добраться туда? Даже если я тебе скажу, что Срез под угрозой катастрофы… меньше чем через три часа…

— Какой еще катастрофы?

— Кольцевое замыкание по тезеллитовому полю. Как тогда. Фроммштейн уже не отменит свой приказ, но если поднять тревогу, сообщить по всем подстанциям, что где-то запущена программа на сбой…

— Это он тебе сказал?

— Я тоже надеюсь, что это блеф. Но не могу быть полностью уверена. Он же сумасшедший… был.

— Такое невозможно чисто технически, Ева. Успокойся.

— Правда?

С женщинами просто. Любой аргумент, апеллирующий к технике, воспринимается ими на веру магически, априори. Не говоря уже о том, что женщина легче легкого позволяет убедить себя в том, чего хочет сама. А ей сейчас меньше всего хочется спасать какой-то Срез. У нее совсем другое желание. Одно-единственное.

Но она слишком устала и потому взяла паузу. Опустилась на снег, и их лица оказались вровень.

— Знаешь, Федор, это Фроммштейн убил моего отца.

— Я догадывался.

— Даже так?

— Даже больше: наш герой, покойный полковник Красс, думаю, знал наверняка. Это было дилетантское убийство, Ева, и сомневаюсь, чтобы цивилы не раскрыли его в два счета. Представь себе: один старик стреляет в другого, затем пытается представить это как самоубийство, да еще и эффектное, в мундире. А не найдя его в шкафу, заказывает своим службам срочно подвезти такой же, ведь для олигарха нет ничего невозможного… Ты думаешь, вся эта возня осталась незамеченной? Смешно.