Книга Второй пояс. Откровения советника - Анатолий Воронин

О том, что в царандое происходит что-то не совсем обычное, мы поняли еще при подъезде ко двору Управления. На воротах стоял усиленный наряд военнослужащих, а вдоль дувала, огораживающего его территорию, словно к мавзолею Ленина, выстроилась цепочка людей, облаченных в праздничную одежду. Практически у каждого человека, стоящего в этой толпе, в руках был небольшой веночек, сплетенный из искусственных цветов. То были люди, специально пришедшие в царандой, дабы засвидетельствовать свое величайшее почтение вновь назначенному руководителю этого ведомства. Они отлично знали, что, побывав сегодня на приеме у Алима и поздравив его с назначением на столь высокую должность, они тем самым выпишут для себя своеобразную индульгенцию, точнее сказать – охранную грамоту, которая будет оберегать их от всяческих катаклизмов, возникающих в процессе общения с органами правопорядка. И не только красочные веночки несли они с собой, но и вполне ощутимые кругленькие суммы в местной и иностранной валюте, дабы новый шеф народной милиции мог достойно отпраздновать свое назначение. Так было при короле, ничего не изменилось и при новой власти.

Алим сидел в кожаном кресле командующего за огромным дубовым столом. Мир Акай, Сардар, Гульдуст и еще несколько руководителей структурных подразделений царандоя восседали на стульях, поставленных в кабинете вдоль трех стен. Судя по всему, Алим проводил самую первую в своей жизни джиласу, выступая на ней в роли командующего. Он, наверно, и сам до конца еще не осознал того, что это за пост, но тем не менее держался молодцом. Ведь и сам он не раз сиживал в этом кабинете в роли подчиненного и о том, что в таких случаях должен говорить командующий, знал не понаслышке.

Когда мы вошли в кабинет, Алим встал из-за стола и, широко раскинув руки, пошел к нам навстречу. На его шее висело несколько веночков, аналогичных тем, что держали в руках стоящие у ворот посетители. Он по очереди облобызал всех четверых, словно мы для него были самыми наиближайшими родственниками, после чего пригласил присесть на свободные стулья.

Смешно было наблюдать со стороны весь этот спектакль. Алим только начинал о чем-то говорить, как дверь в его кабинете распахивалась и очередной посетитель с веночком в руке бросался в его объятья, вешая по ходу дела свой венок на шею Алима. Уходил один посетитель, но за ним тут же в кабинет вваливался другой, и вся процедура с поздравлениями повторялась заново. Алим не успевал снимать с себя веночки и передавать их ординарцу, который тут же уносил презенты в соседний кабинет. Минут через сорок вся эта круговерть нам изрядно поднадоела, и мы решили выйти на свежий воздух. Алим заранее предупредил, чтобы мы далеко не отлучались, поскольку очень скоро он пригласит всех на скромный обед по поводу своего назначения.

То, что Алим называл «скромным обедом», на поверку оказалось ломящимися от восточных кушаний столами в офицерской столовой. Даже «Столичная» – большая редкость в этих краях, и та была в изобилии. И когда только успел Алим так шустро «выставиться». Наверняка загодя знал, шельма, о своем назначении, и все эти перешептывания Мир Акая с Сардаром и их походы по провинциальному начальству – всего лишь часть тщательно спланированного спектакля, который был разыгран в лучших традициях гостеприимного Востока.

Много в тот день было сказано хороших напутственных слов Алиму. Все выступавшие, словно сговорившись, желали ему мира и благополучия. От советников с поздравительной речью выступил Михалыч. Он пожелал Алиму практически то же самое, но от себя добавил, чтобы новый командующий никогда не забывал о нуждах простых солдат правопорядка, которым зачастую приходится очень трудно разобраться в самих себе и уж тем более в этой не совсем простой жизни, которая проходит на фоне гражданской войны. Начальник политотдела Гульдуст слушал Михалыча с открытым ртом, видимо, запоминая хорошие слова мушавера, до которых он сам раньше не мог додуматься.

Все последующие дни были характерны ничем не примечательной рутинной работой. Михалыч мотался по подразделениям и постам первого пояса обороны города вместе с Мир Акаем, передававшим свое беспокойное хозяйство Алиму. Я отсиживался в максузе, изучая и фильтруя поступившую за последнее время оперативную информацию. Одно агентурное сообщение повергло меня в уныние. Агент, работавший в исламском комитете уезда Даман, сообщал, что руководитель ИК Хаджи Латиф дал указание провести расследование по факту покушения на жизнь полевого командира Гафур Джана. Меня словно кипятком ошпарило. Почему покушения? Ведь Абдулла сообщил, что с Гафур Джаном и его ближайшим окружением покончено раз и навсегда. Прочитав агентурное сообщение до конца, я понял, в чем проблема. В тот день, когда должна была произойти ликвидация Гафур Джана, он не поехал со своей свитой, а по настоятельной просьбе Хаджи Латифа остался еще с несколькими полевыми командирами у него в гостях. Был какой-то мусульманский праздник, и Хаджи Латиф решил его отметить в кругу своих ближайших соратников. От взрыва мины установленной людьми Абдуллы, погиб не сам Гафур Джан, а его заместитель «Палестинец», три телохранителя и еще несколько бойцов из этой банды. По всей видимости, нафары Абдуллы, участвующие в этой акции, не знали Гафур Джана в лицо, и поэтому, добивая раненых «духов», они приняли за него «Палестинца».

Да уж, интересный поворот событий. Самое главное, как теперь об этом докладывать Варенникову, ведь я сам его убедил, что с Гафур Джаном покончено раз и навсегда. Вот базару-то будет, когда он узнает всю правду. И даже если я или Михалыч не доложим ему об этом, то обязательно найдутся доброхоты из ХАДа или из числа их советников, которые обязательно сообщат ему эту новость. Одно только обстоятельство меня утешало, что Михалыч теперь будет один ездить на заседания Военного совета, а также на все те совещания, проводимые Варенниковым в Бригаде. Если и возникнет вдруг разговор по поводу неудачного покушения на Гафур Джана, отдуваться за мой промах придется Михалычу, а между собой мы уж как-нибудь разберемся. Тем не менее было неприятно сознавать, что своим преждевременным докладом Варенникову о результатах проведенной спецакции в отношении Гафур Джана я фактически дезинформировал генерала. Теперь лучше не попадаться ему на глаза – съест с потрохами.

Из всей этой истории только два момента радовали меня. То, что Варенников еще не скоро объявится в Кандагаре, а за это время, возможно, все утрясется и забудется само собой. И хоть не сам Гафур Джан погиб, но тем не менее было приятно осознавать, что кончила свою жизнь эта конченая мразь – «шкуродер» «Палестинец», причастный к гибели многих нормальных людей.

Можно было бы окончательно поставить точку на всей этой истории с Гафур Джаном, но тут, как будто специально, Алим «обрадовал» Амануллу очередной новостью. Возвратившись с заседания Совета обороны, он собрал руководителей подразделений и провел с ними первую джиласу, выступая в качестве руководителя царандоя. Заслушивая руководителей о результатах работы подразделений, он давал им конкретные указания на ближайшее будущее в свете требований, прозвучавших на Совете обороны. Когда очередь дошла до Амануллы, Алим прилюдно заявил, что на прошедшем заседании в своем докладе он отметил положительные результаты в работе максуза. В качестве положительного примера Алим доложил членам Совета о результатах той самой спецоперации против Гафур Джана, проведенной максузом под чутким руководством советника.