Книга Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий - Юрий Владимирович Кривошеев

от привычной последовательности событий. Согласно ему, после прихода князей из Орды «поиман бысть болярин великого князя Иван Дмитриевич оклеветан и зрака лишен за то, егда бе с великим князем Василием, в Орде, тогда де с князем Юрьем сватался дчерию своею за его сына, да и Дмитров царь дал князю Юрью по Иванову слову. И не по мнозе Иван Дмитриевич убежал от великого князя Василиа к князю Константину Дмитриевичю на Углечь…» [Медоварцевский летописец: л. 458 об.]. О том, что передача Дмитрова была значительной уступкой звенигородскому князю, доказывают слова самого опального царедворца: «Дмитров изначала великого княжения улус» [Медоварцевский летописец: л. 458]. Таким образом, в Орде в 1432 г. мог быть достигнут такой шаткий политический компромисс, позволивший псковским и новгородским источникам даже выразить сомнение об исходе тяжбы «князей великих» Юрия и Василия («княжения не взят не един», «княжения не взяхоу оба», «без великого княжения») [ПСРЛ, т. V, вып. 1: 39; т. V, вып. 2: 126; т. XVI: стб. 178].

Вероятно, осенью 1432 г. по возвращении из Орды Юрием Дмитриевичем было составлено завещание. Он, распоряжаясь дмитровскими землями, намеревался отдать их в совместное пользование своих наследников: «А чем мя Бог пожаловал и царь, Дмитровом, и с Московскими волостми и с селы… дети мои поделятся ровно» [ДДГ: 74 (№ 29)]. Грамота показала: образование Дмитровской земли, задуманное Дмитрием Донским, было успешно завершено. В. Д. Назаров отмечал, что в завещании бывшие «московские волости» фигурируют уже как «дмитровские». Анализируя перечисленный в грамоте состав дмитровских волостей, исследователь пришел к выводу, что во второй четверти XV в. «Дмитровское княжение по своему составу и внутренней административно-территориальной структуре равнялось уделу князя Петра» [Назаров 1975: 56]. Удачным оказалось и то, что завещание не было реализовано, так как это «способствовало сохранению территориальной целостности Дмитровского удела в XV в.» [Назаров 1975: 56].

Л. В. Черепнин предположил, что в Дмитрове в 1432 г. звенигородский князь «попытался заручиться поддержкой дмитровских горожан» [Черепнин 1966: 113]. Однако этому нельзя найти надежных подтверждений. В любом случае это ему не удалось: «Князь Юрьи бояся великого князя изъ Дмитров идее в Галич, а князь великий взятъ Дмитров за себя» [ПСРЛ, т. XVIII: 172; т. XXV: 250; т. XXVI: 188; т. XXVII: 103]. Возможно, что именно расположение Дмитрова, как и Звенигорода, в случае кризиса межкняжеских отношений делало его слишком уязвимым для пребывания там князя. Так комментировал этот отрывок С. М. Соловьев: «Юрий побоялся жить вблизи от Москвы, в новоприобретенном Дмитрове, и вернулся опять в Галич» [Соловьев 1988: 384].

Эпизод с Дмитровом показывает, что процесс объединения русских земель вокруг Москвы был уже необратим, и решение Орды не могло изменить ситуацию. Ю. В. Селезнев замечал: «Василий II, не посчитавшись с волей Улуг-Мухаммеда, занял Дмитров, на который хан выдал свой ярлык. Причем никаких карательных мероприятий со стороны Орды не последовало…» [Селезнев 2006: 88].

Вскоре, после того как Юрий Звенигородский покинул Дмитров осенью 1432 г., великокняжеские войска захватили город, Василий II посадил там своих наместников. Возможно, что эта военная операция не составила слишком большого труда для великого князя. По мнению П. А. Раппопорта, крепость Дмитрова, спланированная в XII в., значительно проигрывала в обороне другим подмосковным городам, появившимся уже в XIV–XV вв. Он писал о Дмитрове: «Конечно, в ряде случаев круглые и полукруглые укрепления приходилось использовать, так как здесь уже были ранее созданы города, которые продолжали существовать позже, например Дмитров, Юрьев-Польской, Перемышль. Однако с точки зрения тактики XIV в. эти округлые укрепления были несовершенны, потому что позволяли штурмовать их по всему периметру» [Раппопорт 1961: 167]. Можно предположить, что к захвату Дмитрова великого князя подтолкнула ситуация назревающего противостояния. Софийская первая летопись помещает поход на Дмитров в хронологическую взаимосвязь от бегства из Москвы Ивана Всеволожского: «Тогды же Иванъ Дмитриевичъ бежалъ къ Тфери, а со Тфери въ Галичь къ князю Юрью. Того же лета князь великый наместниковъ Дмитровскыхъ съслалъ княжыхъ Юрьевыхъ, а Дмитровъ взял за себя» [ПСРЛ, т. V: 264].

Дмитров с волостями никогда не выпадал из поля зрения великокняжеского правительства, о чем свидетельствуют жалованные грамоты Василия II в Троицкий монастырь на земли дмитровской волости Воря. Первую грамоту С. М. Каштанов датировал широким хронологическим промежутком с 1432 по 1445 г.[306] Эта волость должна была отойти по завещанию отца Дмитрию Шемяке [ДДГ: 74 (№ 29)], но исследователь выражал сомнение в том, что Шемяка «мог реально управлять этой территорией» [Каштанов 1970: 345]. Историк пришел к выводу: «Скорее всего, Воря, как и Дмитров, основную часть времени в промежутке между 1432 и 1445 гг. находилась в руках в[еликого] кн[язя] Василия Васильевича» [Каштанов 1970: 345].

Юрий Дмитриевич формально потерял Дмитровскую землю, когда был вынужден покинуть московский престол в 1433 г. По договору, оформляющему эту новую перестановку сил, Дмитров отходил великому князю. Юрий Дмитриевич обещал «так же что отчина брата нашего молодшего, княжа Петрова Дмитриевича, Дмитров со всеми волостми, того ми всего под тобою под великим княземъ блюсти, а не обидети» [ДДГ: 76 (№ 30)]. В компенсацию князь Юрий и его младший сын Дмитрий Красный получали некоторые великокняжеские земли и Бежецкий Верх. Однако такой обмен все же означал поражение звенигородского князя. Дмитров был, безусловно, более выгоден галицким князьям. Статус Бежецкого Верха, получаемого взамен, был еще не вполне определен, его территории находились в сместном владении Новгорода и Москвы. Возможно, уже в этот период Василий II подтвердил пожалование в монастырь реки Вори предыдущего владельца Дмитрова Петра Дмитриевича[307].

Вернув великокняжеский престол в марте 1434 г., Юрий Дмитриевич вернул и Дмитров. В союзническом договоре с Иваном Андреевичем Верейским и Михаилом Андреевичем Белозерским в новом качестве великого князя Юрий Дмитриевич потребовал, чтобы за ним признали «чем мя Бог пожаловал и царь Дмитровом с волостьми, и что к Дмитрову потягло истарины, как и было за моим братом за Петром…»[308] [ДДГ: 82 (№ 32)].

После смерти Юрия Дмитриевича 5 июня 1434 г. город вновь отошел к Василию Васильевичу, но ненадолго. Именно Дмитров великий князь счел нужным отдать Василию Юрьевичу по мирному договору весны 1435 г.[309] [ДДГ: 101 (№ 36); ПСРЛ, т. XXV: 252].

Историки XIX в. полагали, что Василий Косой получил Дмитров вместо наследственных владений [Соловьев 1988: 384; Экземплярский 1889: 159–161; Пресняков 1998: 268–269], исследователи XX в. считали, что город пополнил земельный фонд Василия Юрьевича, так как допускали сохранение Звенигорода за Василием Юрьевичем и после смерти отца [Черепнин 1948: 122; Зимин 1991: 72; Борисов 2003: 54]. С. М. Соловьев аргументировал первую точку зрения стремлением великих князей «переменять владения князей удельных, дабы последние, постоянно живя в одном уделе, не могли приучить к себе его жителей, приобрести их любовь»