Книга Золотая пыль (сборник) - Генри Мерримен

– Вы такой тихий, месье, – сказала Люсиль, сидевшая по правую руку от меня. Мне показалось, что во взгляде, устремленном на мое лицо, появилось какое-то новое выражение.

– Скажите лучше, мрачный, – вставил Альфонс, веселость которого достигла высшей отметки. – Ce cher[114] Дик – он всегда такой.

И глядя на меня с прежним расположением, расхохотался.

– Мадемуазель имеет в виду, что я мрачнее, чем обычно, – предположил я.

– Нет, – возразила Люсиль. – Я имела в виду именно то, что сказала.

– Как всегда? – вполголоса спросил Жиро.

– Как всегда, – серьезно ответила девушка.

И мне показалось, что она говорит чистую правду.

За вином мы не засиделись, а сигары Джон Тернер решил оставить на потом.

– Неплохо было бы сыграть в бильярд, – сказал он, посмотрев на меня.

В гостиной мы застали Люсиль, сидевшую за пианино.

– У меня есть несколько новых песен из страны басков, – заявила она. – Не знаю, но, быть может, они понравятся вам больше старых?

Я шел через комнату, направляясь к мадам. Повисшая тишина заставила меня обернуться и посмотреть в сторону пианино. Люсиль обращалась ко мне. Мне вряд ли удалось искусно скрыть свое удивление.

– Полагаю, старые мне придутся больше по вкусу, Мадемуазель, – ответил я.

Девушка бездумно шуршала нотами, и Альфонс, быстро соображавший в подобных вещах, выступил вперед.

– Поскольку песни новые, кому-то надо переворачивать страницы.

– Спасибо, – поблагодарила его Люсиль, несколько сухо, как мне показалось.

Мадам посмотрела на меня странно, как будто я сделал что-то не так. Она отложила книгу и закрыла глаза. Джон Тернер последовал ее примеру. Помня, что он склонен впадать в дрему, я поспешил к нему.

– Я уже готов побить вас в бильярд.

Люсиль и Альфонс так занялись пианино, что не заметили, похоже, нашего ухода. Думаю, в сердце своем они были лишь благодарны нам.

Мой друг не имел особого опыта или навыков игры, я же, как настоящий бездельник, являлся в те дни почти мастером.

– Да, вы явно играете за деньги по воскресеньям, – промолвил банкир, разгромленный наголову. – Давайте присядем и покурим.

Я не мог не заметить, что музыка смолкла. Мадам, надо полагать, задремала, а Люсиль и Альфонс воркуют около пианино.

– Не зыркайте на меня так, лучше возьмите сигару, – сказал Джон Тернер.

Мы уселись и молча курили некоторое время.

– Одно дело – честно давать другому шанс, – сказал вдруг мой друг. – И совсем другое – отказываться от своего собственного.

– Что вы хотите сказать?

– Почему Мадемуазель должна выходить за такого малодушного типа, как Жиро?

– Он вовсе не малодушный – стоит поглядеть, каким молодцом он смотрится на коне.

– Жизнь состоит не из одного умения сидеть на коне.

– Альфонс выказал себя храбрым солдатом на поле боя.

– Можно быть храбрым солдатом, но проиграть бой, – не сдавался Тернер. – Кроме того, это против ее воли.

– Против ее воли?

– Да. Мадемуазель хочет выйти замуж за совсем другого человека.

– Пусть так, – отозвался я. – Но это не мое дело. У меня нет влияния на Мадемуазель, которая является одним из моих недругов. Коих у меня множество.

– Нет, – решительно заявил банкир. – У вас только один враг, и очень умный. Изабелла Гейерсон – опасный противник, мальчик мой. Она отравила Люсиль и Альфонсу ум, клевеща на вас. Пыталась проделать то же самое и с виконтессой, но не преуспела. Дивер принялся досаждать вам, повинуясь ее подстрекательству. Завтра вечером мы с вами едем в Париж. Послушайте моего совета и поутру отправляйтесь в Литтл-Кортон. Повидайтесь с Изабеллой и проясните все. Говорите с ней, как говорили бы с мужчиной. Насколько проще была бы наша жизнь, если мы понимали, что принадлежность к тому или иному полу – лишь незначительная ее часть. Скажите, что она увидит вас скорее в гробу, чем перед алтарем, или еще что-то в этом духе. В основе всего лежат либо гордость, либо деньги. Я иду спать, спокойной ночи. Извинитесь за меня перед дамами.

Взяв свечу, он удалился, оставив меня наедине с полувыкуренной сигарой.

Поднявшись утром пораньше, я наскоро позавтракал и погнал лошадь по тихой дороге. Литтл-Кортон расположен на милю дальше от моря и на две мили ближе к Лоустофту, чем главный дом поместья Хоптон. Между двумя усадьбами простираются пастбища, и я скакал мимо свежих зеленых трав, покрытых капельками росы. Жаворонки – они нигде не встречаются в таком количестве, как на наших обращенных к морю склонах, – распевали веселым хором. Весь мир радовался майскому утру.

Вид непритязательных красных стен Литтл-Кортона, приютившегося среди вязов, пробудил в моей душе сотни воспоминаний о минувших днях, когда родители Изабеллы привечали в этом доме меня, тогда еще мальчишку в заляпанных грязью сапогах, пользующегося в округе репутацией отъявленного озорника.

Слуги сказали, что Изабелла вышла, но поскольку не взяла с собой ни шляпы, ни перчаток, они предположили, что хозяйка где-то недалеко. Я отправился на поиски и нашел ее в буковой роще. Она захватила с собой утреннюю почту и читала письма на ходу, метя подолом платья прошлогодние листья. Мои шаги девушка услышала только когда я подошел совсем близко.

– А, прибыли сообщить, что Люсиль и Альфонс помолвлены? – спросила Изабелла, даже не поздоровавшись.

В ее глазах, обычно таких спокойных и сдержанных, читалась затаенная надежда.

– Нет.

Она медленно сложила письма и, пока мы шли бок о бок, несколько раз бросала на меня искоса испытующий взгляд. Больше вопросов Изабелла не задавала, предоставив мне нести груз молчания. Поблизости находилась деревянная скамейка, и мы как по согласию направились к ней и сели. Девушка, по непонятной для меня причине, словно задыхалась, и лиф ее платья часто-часто вздымался. Я снова отметил, что подруга моего детства выглядит прекраснее, чем я ожидал, – великолепно сложенная женщина со стройной, грациозной фигурой.

«Не стоит ходить вокруг да около», – советовал Джон Тернер, и мне припомнились эти его слова.

– Изабелла, – несколько неуклюже начал я, теребя сухие лисья хлыстом. – Вам известно условие, выдвинутое моим отцом в завещании?

Девушка не ответила сразу, и, посмотрев на нее, я заметил, что она покраснела, словно школьница.

– Да, – проговорила она наконец.

– У меня не будет ни гроша, пока я не женюсь на вас.

– Да, я знаю.

Голос звучал спокойно и собранно. Мисс Гейерсон была моложе меня, но в ее присутствии я почему-то всегда ощущал себя нижестоящим и младшим, пусть не по годам, но по разуму.