Книга Светлое время ночи - Александр Зорич

Несколько коротких колоколов спустя суета и шум добрались и до его покоев. В дверь настырно тарабанили, что, по мнению Ларафа, было довольно непочтительно.

– Чего там, Эри? – сипло поинтересовался Лараф, растирая лицо с пролежнями по щекам. – Что тарабанишь, как ненормальный?

– Гиазир гнорр, это не Эри, – отвечали из-за двери. Лараф узнал вкрадчивый голос начальника легкой конницы. – Прошу простить, но мы думали с вами что-то случилось. Мы всю ночь добивались приема, чтобы сообщить… Но вы не отпирали…

– Мне нездоровилось, – бросил Лараф. – А что там за шум?

– Гиазир гнорр, силы баронов Маш-Магарт соединились с силами барона Вэль-Виры и… они наступают!

– Соединились?

Новость была такой ошеломляющей, что Лараф, невзирая на свой непрезентабельный вид, решил все-таки открыть двери. Ему было не до стеснения.

Его ждал весь цвет варанского воинства. Среди всех выделялись общей озабоченностью и откормленностью лиц начальник вспомогательной конницы Валиен окс Ингур (младший брат погибшего Ранна), помощник Йора, аррум Опоры Единства Дингин и двое аррумов из Опоры Безгласых Тварей – Ельга и Васт окс Нон. Все были при мечах и в боевом облачении.

– Вы сказали… они соединились? – переспросил Лараф, бессмысленно тараща глаза на гостей.

Во рту у него было сухо, как в заброшенных колодцах пустыни Легередан.

4

– Великолепная работа, – Лагха с наслаждением изучал посеребренную кирасу с распластанным поперек вертикального ребра жесткости крылатым звериным ликом.

– Кузнецы Ноторма, – Шоша горделиво ощерился. – Лучшие латы были только у барона Санкута велиа Маш-Магарт…

– …И есть у Лида, – добавила баронесса Зверда к явному неудовольствию своего супруга. – Надевайте, Лагха, и начнем. Ждать больше нечего. Варанские боевые припасы и без того взорвались слишком рано.

– Они не «взорвались». Их взорвал Эгин, – с вызовом в голосе поправил баронессу Лагха. – Если он погиб – можете считать, что Мерехит-Ароан лишился половины своего очарования.

– Я не думала, что вы так высоко цените своего друга, – изумилась Зверда. В глубине души баронесса была полностью согласна с гнорром, но она не могла позволить себе при посторонних никаких жестов повышенной симпатии в адрес Эгина.

– Мы не друзья, – прокряхтел Лагха.

Почетный оруженосец баронов Маш-Магарт, престарелый Гурт-а-Мальв, сейчас как раз затягивал на спине гнорра шнуровку нагрудной детали кирасы. Лагха ощущал себя пухлой скромницей на выданье, которую втискивают в спасительный для фигуры, но такой злой для нежного брюшка девицы корсет.

Зверда и Шоша не нашлись что ответить. По большому счету, им было все равно – друзья ли Эгин и Лагха, враги, соперники, побратимы или два хищных паука в одной склянке.

Трофейные метательные машины – все, кроме одной – благополучно заняли новые огневые позиции. Недостающий, восемнадцатый «огневержец» самопроизвольно развалился при проверочном заряжании еще возле Мельницы Песиголовца: с кручеными-верчеными варанскими машинами такое время от времени случалось, слишком уж капризными были силы, дремавшие в их упругих блоках – громоздких, бревноподобных.

Пленному инженеру было сказано, что если вовкулацкая машинерия будет мазать в белый свет как в аврик, то его, пленного инженера, выпустят по замку частями, вместо зажигательных ядер. Для пристрелки.

Подкрепленные несгибаемым намерением угрозы – самый действенный стимул даже для высоких сущностей Фальма. Что уж говорить о людях! Первый же залп достиг поставленной цели: перемахнув через ясени редколесья, подступавшего к Гинсаверу с юго-запада, зажигательные ядра одно за другим разбились в районе деревянного частокола, которым варанцы сразу после взятия замка забрали пролом в стене подле Орлиных ворот.

Дружина барона Вэль-Виры, просочившаяся к Гинсаверу небольшими группами по заветным тропам, соединилась с воинами Маш-Магарта. Над стеной щитов и копий вяло колыхались разноцветные флажки отдельных сотен. На серебряных фигурках зверей, венчающих древки фальмских хоругвей, отливало утреннее солнце. Ночной ветер утих, но ощутимо теплее не стало: от стояния на месте мерзли и люди, и кони, и сергамены.

В данном случае это было единственно разумное решение: собрать обе дружины вместе. Штурм с двух разных сторон не сулил ничего хорошего – слишком малы были силы каждого замка по отдельности.

Кроме того, и Вэль-Вира, и бароны Маш-Магарт в глубине души боялись, как бы, вступив в Гинсавер с разобщенных направлений, их солдаты не передрались друг с другом. Не со зла – а так просто, из-за неутоленной жажды убийства. Ведь Лагха клятвенно заверял, что серьезного сопротивления ни армия, ни Свод не окажут, а, значит, клинки не напьются крови досыта. Для многих, меж тем, это было важно. Бывалые вояки служили баронам и не за страх, и не за совесть, а за интерес.

Зверда, Шоша, военный советник и Лагха, облеченный после событий последних суток доверием едва ли не большим, чем «запродавший сердце сергамене» Лид, встретились с Вэль-Вирой и его тысяцким, малоземельным бароном Барунктом велиа Трепестр, в самом центре дружинного строя.

«Огневержцы» методично, залпами по четыре машины, заливали огнем место предстоящего штурма. Палисад горел как промасленная солома, несмотря на суету офицеров Свода, разбазаривающих магию на игрушечные снежные вихри, которые по мысли вдохновляющего их Нэйяра должны были побороть огненную стихию. Куда там! Сам Йор, будь он среди защитников, не совладал бы с «горячей кашей» даже ледяным огнем своего клинка.

После взаимных приветствий – разумеется, прохладных – оценивающих взглядов, пары колкостей, которыми Шоша не замедлил обменяться с Вэль-Вирой, и пары учтивостей, которыми Зверда поспешила сгладить неловкость, вызванную кабанячьими остротами своего супруга, барон Гинсавер надменно выкатил нижнюю губу и осведомился:

– Это война или праздник Цветущей Груши? Ваши машины уже полчаса коптят мои стены, а мы тут мерзнем, как харренский ямщик на ярмарке.

«Харренский ямщик» не прошел мимо ушей Лида, равно как и «праздник Цветущей Груши». На этом желанном и радостном для любого харренита празднике каждой пятнадцатилетней девушке полагалось ритуально сжечь грушевую ветвь с цветками. Потом плясали, пили, любились в стогах сена… А тут – нечистый огонь «огневержцев», тяжелый треск гибнущей древесины, ор несчастного офицера-заклинателя пламени, которому перепало полведра «горячей каши"… Хорош праздничек!

Но Лид промолчал. «Уйду отсюда куда глаза глядят. Пусть даже вычтут из жалованья неустойку – все равно уйду. Только сядут варанцы на корабли – и ноги моей здесь больше не будет! Оборотни эти паскудные, сергамены долбанные, баронесса эта…» И только для баронессы Зверды у Лида подходящего эпитета не нашлось.

– А ведь кое-кто обещал, что стоит нашим клинкам блеснуть на солнце у стен Гинсавера – и варанцы дернут в Белую Омелу, разбрызгивая на ходу дерьмо из подштанников… – продолжал нудить Вэль-Вира.