Книга Древнее проклятие [= Грешный и влюбленный ] - Кристина Додд

Вот только бы знать, где он сейчас и что замышляет.

Скинув шаль С плеч, она положила в нее оба булыжника и затянула шаль узлом. Держа свою пращу наготове и внимательно всматриваясь в темноту, Силван двинулась назад, на фабрику.

Но что толку брести крадучись, если ее неприятель или ждет где-то в тени, или вообще Махнул на нее рукой, решив, что она уже неопасна, а сам занялся охотой на Гейл.

— Ваше преподобие Доналд! — крикнула она, пытаясь придать своему голосу твердость. — Я возвращаюсь. Бросьте вашу трубу. — Она прислушалась, рассчитывая, что в ответ раздастся Неистовый крик, злобное проклятье или оскорбительный смех, но на фабрике царила тишина. И это было еще хуже.

Глаза Силван были широко открыты, но она ничего не различала перед собой, ступив под своды которые так радостно покинула несколько мгновении назад. Прошли какие-то секунды, на улице было еще светло, но сумеречное закатное освещение совершенно лишило ее способности видеть хоть что-нибудь в темноте помещения. Она неуверенно зашаркала ногами по полу, стараясь освоиться с переходом от света к мраку. Огромная балка, все еще поддерживающая уцелевшую крышу и упиравшаяся другим своим концом в фундамент, служила Силван ориентиром. Она осторожно нащупывала ногой дорогу. Силван понимала, что может угодить в западню, но ей во что бы то ни стало нужно было отвлечь на себя внимание отца Доналда, чтобы он не устремился на охоту за Гейл.

— Ваше преподобие! — снова позвала она священника. — Мне все не верится, что человек, облаченный духовным саном, способен пойти на убийство. Ведь это вы убили герцога Клэрмонтского. — Ветер со свистом гулял по цеху между нагромождениями изуродованных бревен. Она прошла еще несколько шагов, пока совсем уж черная темень не окутала ее, и Силван захотелось, чтобы опять перед нею предстал тот, настоящий призрак. Один раз он уже спас ее от обезумевшего маньяка. Может быть, спасет и теперь? — Взрыв на фабрике — это ведь ваших рук дело?

— Да, я сделал это, но не затем, чтобы убить его милость.

Силван вздрогнула и резко повернулась туда, откуда послышался голос священника. Он подкрался к ней сзади и отрезал все пути к отступлению. Силван отшатнулась, и ее локоть больно ударился о балку, служившую ей ориентиром. Камни, связанные в ее шали, загромыхали о дерево, наделав столько шума, что она сама испугалась.

Отец Доналд оставался в тени, но скудный свет превращал в ореол его белокурые волосы, так что, казалось, вокруг головы его светился нимб; священник укоризненно устремил свой взор на узелок в ее руке.

— Что это вы держите, дитя мое?

На миг ей захотелось спрятать свое оружие за спину, как будто он застал ее на чем-то недозволенном. Но вместо этого она гордо выпятила подбородок и сказала:

— Это — моя защита.

— Что даст вам эта защита? Вы же не сможете ею воспользоваться. Вы не сумеете поднято руку на человека.

Его уверенность внушила ей сомнение, но она отбросила минутное колебание:

— Я ребенка защищаю. Значит, смогу.

Он огляделся вокруг, пристально вглядываясь в царящий мрак.

— Так, выходит, это Гейл осталась на фабрике.

— Нет!

Он опять поглядел на нее.

— Вы уже сами все выболтали, глупая женщина! Что же еще могло заставить вас вернуться, после того, как вам посчастливилось убежать?

Пусть он безумен, но кое-что он видит и понимает слишком хорошо. Но она не отдаст ему Гейл! Девочка и так уже очень многое утратила по вине этого человека, и нельзя позволить ему отнять у нее саму жизнь. Гейл ничем не заслужила такую участь.

— А может, я вернулась, чтобы поглядеть на душегуба. На убийцу.

— Это не убийство было, я вам сказал! — Над их головами как раз зияла зазубренными краями дыра в кровле, и настоятель поглядел в темное небо, словно надеясь, что небеса помогут ему сдержаться и обуздать свои гнев. — Это была справедливость Божия. Господь так судил.

Тут уж Силван не выдержала. Такая злоба обуяла ее, что даже страх куда-то исчез.

— Как вы смеете? Вы устраиваете взрыв на фабрике, гибнут люди — и вы объявляете свое преступление судом Божиим. Какое кощунство!

Отец Доналд выпрямился, став как будто еще выше, и заговорил увещевающим глубоким голосом, таким голосом, каким он обычно обращался к своей пастве.

— Вы лишены дара разумения. Я не обязан давать вам какие-то объяснения. — Он сделал шаг к ней. — Господь карает восстающих против его воли.

На лице его не было ни гнева, ни злобы, одна только ясная и твердая решимость. И вот тут Силван стало по-настоящему страшно. Она поняла, сколь тверда его вера в себя как в орудие Бога. Никакие доводы рассудка не способны убедить его. Пальцы Силван вцепились в шаль с такой силой, что даже суставы заболели, и ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы преодолеть дрожь в голосе.

— Если я сейчас умру и отправлюсь в пределы Божий, и Он спросит меня, почему я явилась так преждевременно, что мне ответить Ему?

— Вы — всего только женщина, к тому же — дурная. Потому у вас не будет возможности беседовать с Господом.

И тут глубокий голос Ранда произнес:

— Тогда, быть может, вы объясните это герцогу Клэрмонтскому, господину вашему на этой грешной земле.

Силван почувствовала слабость — ноги ее подкосились и она едва не упала.

Ранд пришел. Пришел тогда, когда она уже потеряла всякую надежду. Слезы радости брызнули у нее из глаз. Безудержные слезы. И тут ей стало стыдно своей слабости. Неужели прав отец Доналд и она даже защитить себя не в силах? Размахнувшись своей пращой, она сумела рассчитать удар так, что камни стукнули по металлической трубе, которую держал настоятель, и эта труба выпала, вылетела из его рук. Священник кинулся к Силван, но она отскочила, и рука его схватила пустоту. — Да, ваша правда, отец настоятель. Не в силах я причинить вам вред своим оружием. И все-таки оно мне пригодилось.

Он попытался достать ее, но в этот момент Ранд подскочил к нему сзади и его карающая десница обрушилась на голову отца Доналда.

Священник повалился на штабель черепицы, и шиферные плитки с шумом разлетелись по полу.

Ранд подошел к поверженному противнику.

— А теперь объясните мне, почему это вы — не убийца.

С трудом поднявшись на ноги и ощупывая разбитую челюсть, священник мрачно проговорил:

— Я полагал, что все будут на свадебном пиру, когда взорвется эта адская машина, это измышление дьявола. Но Господь судил иначе. То, что произошло — произошло по Божию соизволению и попущению, я ничего для этого не сотворил.

— Будь ты проклят! — Ранд в ярости схватил его за горло. — Ты убил моего брата, и в тебе нет даже смелости признать это. Ты просто жалкий трус.

Удары посыпались один за другим, голова священника беспомощно моталась из стороны сторону.