Книга Клинок Богини, гость и раб - Анастасия Машевская

Бану сделала еще шаг, глядя на молодого мужчину в упор. Юдейру показалось, что кто-то прибил его ступни к полу здоровенными гвоздями. Достаточно приблизившись, Бану на грани удивления и бешенства процедила сквозь зубы:

– Ты осуждаешь мои действия? – спрашивала, следя за лицом оруженосца, не веря себе и ему. Он-то? Осуждает? – Человек, который клялся поставить на службу мне свою преданность?

Юдейр сглотнул.

– Которому я доверилась больше, чем всей остальной армии?

Юдейр напрягся еще сильнее. Надо поскорее извиниться.

– ТЫ В СВОЕМ УМЕ?!

Оруженосец подпрыгнул.

– Я всего лишь хотел ска…

От звонкого удара – то ли пощечины, то ли толчка, взятого с громадным замахом, – Юдейр, качнувшись, отступил, ловя равновесие, скрючившись. Надо же, какая у нее тяжелая рука.

– НА КОЛЕНИ, НЕДОМЕРОК! – Бану сверкнула глазами.

Перепуганный Юдейр дрогнул, замешкался, потом спешно повалился на пол со словами:

– Слушаюсь, госпожа! Умоляю, простите меня!

Бану встала вплотную.

– Еще одна подобная выходка, – ядовито прошипела она, – и я заживо скормлю тебя собакам.

Юдейр даже не моргал, следя за сулящей погибель маленькой таншей, которая сейчас выглядела грозной и могущественной, как никогда.

– П-п-понял, – заикаясь, ответил он, ожидая чего-то еще. Пощечины, может быть, или удара тыльной стороной ладони. Или даже пинка.

Ждал и не шевелился. Это взбесило Бансабиру еще сильнее.

– Вон пошел! – скомандовала женщина. Юдейр подскочил как ужаленный и, поклонившись, трусцой выскочил из покоя. «Я тоже хороша, – подумала танша, глядя на закрывшуюся дверь. – Нечего было сюсюкать с ним! Надо быть терпеливее, его еще учить и учить. До сих пор ни к чему не готов. Как был дите, так и остался! Только нахальнее стал раз в сто».

Перед сном оставались еще дела, к которым Бану добавила обход случайным образом выбранных подразделений. Случайно выбранным не повезло огрести по паре приказов: со следующего дня начать тренироваться на два часа больше, немедля заступить на дежурства на новые посты и тому подобное. Настолько мрачной Бану в лагере еще никто не видел. И, судя по отсутствию семенящего рядом Юдейра, оруженосец здорово облажался.

Юдейр не спал до рассвета. Сначала еще силился уснуть, потом плюнул – встал с постели и сел у окна каморки, которую они делили с Раду. Впервые он порадовался, что его отношения с главным телохранителем танши настолько скверные, – совершенно точно Раду не станет ни о чем спрашивать. Да и о чем бы он спросил: почему танша, которой обычно одинаково безразличны невкусный обед, угрозы богов и выжженные земли вокруг ее войска, такая злобная? В конце концов, он, Юдейр, не служанка, чтобы секретничать или сплетничать о госпоже… Он… он…

Юдейр чертыхнулся, потерев щеку (вернее, всю левую половину лица), куда его ударила Бану. Ладно бы просто ударила – Юдейр стерпел бы, избей она его хоть до смерти… А чего он хотел? Чего ждал, заходя так далеко? Обсуждать и осуждать приказы госпожи и командира! Сам виноват, что тану прогнала его. Навоображал невесть что, идиот! Думал, стал к ней ближе только потому, что она села с ним за один стол? Или потому что говорила почти как с другом или младшим братом? Или потому что видел ее и прикасался к ней?

Идиот! Дурак! Болван! Что бы кто ни говорил, он был ближе к Бану! Он был к ней ближе любого в этом лагере, она сама так сказала! И тану тогда еще его похвалила – дескать, знает, когда можно открывать рот… Недели не прошло, он открыл, когда не положено. И шаткое, зарождавшееся расположение, которого он так отчаянно алкал, подорвано.

А ведь это раньше он был подле нее один такой. А теперь еще этот Раду прилепился, как банный лист… Сам слово сказать боится, а от танши ни ногой. Ну как Бану теперь ему, Юдейру, велит держаться в двадцати шагах? Замена-то ему вон, под боком.

Да, в собственных мыслях он уже давно зовет ее «Бану» – так, как на его памяти позволяли себе только тан Сабир и Русса-Акбе. А ведь если подумать, он, Юдейр, даже не Акбе – не водный сын и не бастард какого-нибудь тана или лавана. Оруженосец, рядовой, безродный.

Юдейр был обязан Сабиру жизнью. Среди подобранных в обучение таном сирот Юдейр был, пожалуй, таким же обыкновенным, как и все. Счастливой случайностью можно объяснить то, что именно его Яввуз Грозный выбрал в оруженосцы дочери. Однако сколь бы ни оставался Юдейр оруженосцем, а, не считая командиров среднего и старшего звена, все войско уже не первый месяц почтительно держало дистанцию. И его возвышение было от и до благоволением госпожи. В любом другом случае подобное осознание с годами прибавило бы ему раздражения, усталости, может, даже ненависти к благодетельнице. Но сердце юноши билось ради Бану, и это меняло все.

Юдейр уперся точкой между бровями в основание кисти, сжав зубы, – он никогда не дотянется до той, которая прогнала его в минувший вечер, будто сказав: «Ты ничего не значишь для меня». Той, для которой он до последнего дня останется самым преданным псом: скажет загрызть врага – загрызет; скажет перчатки принести – подаст.

Пожарище за спинами уходящих дальше на юг пурпурных зияло черной меткой. Высоко поднимался дым пепелищ, далеко разнося плач женщин.

Предвосхищая дальнейшие события, Бансабира велела пятисотенному отряду конников на самых быстроногих скакунах с ревом атаки подходить к стенам очередного осажденного города, бросаясь на ворота, и тут же отступать. А ночами, когда обе стороны засыпали, Бану отправляла к крепости другой отряд, из наиболее неприметных и ловких – собирать рассеянные обороняющимися стрелы. Ох, как дорого они скоро будут стоить.

Глава 11

Вскоре после крестин Роневаля чета Лигар вернулась домой, где их встретил Кэй с вестью о тяжелой болезни старого герцога. Шиада, услышав новость, взглянула на поникшего мужа – время немилостиво к нему, неумолимое, оно не давало Бераду возможности спокойно осознавать перемены. Он привык жить медленней, поняла Шиада. Жрица обхватила изящными пальцами его запястье и прошла подле мужа внутрь дома.

Слова лекарей не утешали: «Мы делаем все возможное, но Господь неумолимо тянет его в Свои чертоги. Молитесь, ваша светлость».

Помучившись и поколебавшись пару дней, Берад одолел собственные сомнения и решился на отчаянный шаг:

– Шиада, я бы хотел просить тебя кое о чем.

– Слушаю.

– Когда сюда прибыл Арден, лекари в один голос призывали меня возносить молитвы Господу за спасение жизни крестника, но паче за упокоение его души. И только ты сказала тогда, что Арден может выжить, и сделала так, чтобы выжил. Потом я вернулся в Кольдерт почти мертвым, и ты вытащила меня с того света. Я прошу тебя, Шиада, – Берад взял женщину за руки, – не как нелюбимый муж жену, не как христианин жрицу – как давний друг и союзник: помоги отцу. Отбрось свою неприязнь к нему, забудь ваши распри и помоги.