Книга Светлое время ночи - Александр Зорич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двенадцать. Облегченный вздох.
Десять. И этот офицер – за дверью тоже. Чтобы ее не распахнуло истечением раскаленного воздуха – заклиним-ка ее вот этим мечом. Это и в его, Эгина, интересах – фонтан огня может напрочь отжечь веревку…
Восемь. Еще пара алебардистов, теперь уже совсем близко.
Три. Он наконец может спрятать дымящийся от крови клинок в ножны. А ведь небосклон на востоке уже сереет…
Два. Эгин – на стене. Линь прожигает ладони. Он не подтормаживает спуск ногами, нужно оказаться как можно ближе к…
Как он оказался в лесу, вспомнить так и не смог. Барабанные перепонки отказывались служить, в восприятии не было ничего, кроме ползущих по краям радужки малиновых пятен и мягкой пульсации крови за висками.
На мокром снегу метались черные тени и багровые сполохи. Хозяйственное крыло полыхало от фундамента до верхнего иззубренного края каменной кладки. Охваченная огнем крыша лежала отдельно, на поляне справа от Эгина.
«Все книги лгут, но я – не книга.»
«Семь Стоп Ледовоокого»
1
Потом, уже утром, Лараф никак не мог вспомнить, как именно вышло, что он оказался на Фафне.
Он помнил только, что ее губы имели вкус моченого крыжовника. Что, в отличие от Кин, волосы подмышками у нее имелись, причем в количестве довольном.
Лараф помнил, что он овладел Фафной на полу, причем предпочел для соития второй, гораздо менее употребимый путь – он успел пристраститься к Задней Беседе в объятиях служанки Ниелэ.
Он не помнил, кто поджег и установил на подставку для благовоний катышек дым-глины. До того вечера Лараф вообще не знал, что такое дым-глина и для чего ее употребляют. Вначале она показалась ему аналогом ароматической смолы. Только аромат был странным, совсем неизысканным.
Дым-глина имела запах жженой хвои и сухого коровьего кизяка. Впрочем, когда очертания комнаты несколько поплыли, тени приобрели странную глубину, а лица девушек – какое-то необычное желтоватое свечение, Лараф наконец начал догадываться, что дым-глина – не обычное благовоние.
А когда его гиазир, выплюнув в Фафну горячее семя, вместо того, чтобы лечь и отдохнуть, вновь набряк и обнаглел, когда Нотта, громко расхохотавшись, отогнала довольную Фафну от гнорра, с размаху шлепнув ту по голой заднице, и встала на колени перед гнорром, совершенно бесстыдно тряся своей изрядной грудью, Лараф увидел, как стол с коллекцией минералов чуть оторвался от земли и повис в нескольких пальцах от пола. Вот в этот-то момент Лараф понял, что дым-глина – это вовсе не благовоние.
Клубы зелья выходили из курительницы и сизыми лентами расползались по комнате. Девушки жадно вдыхали привычный запах – запах харренских оргий, запах дорогих притонов. Рамен отирала краем скатерти глиняное приспособление.
В отличие от Ларафа плясуньи знали, что будет дальше.
Вначале – полтора, а, может быть, и три часа исступленного, самозабвенного разврата. Дым-глина дарит телу человека выносливость буйвола и похотливость петуха.
Потом – живые сновидения наяву до самого утра. Если повезет – хорошие, где ты, счастливый и могущественный, наслаждаешься всем и свободен от любых «нельзя». Если не повезет – ужасные, где ты мучим и ненавидим всем, что тебя окружает. Естественно, каждый надеется, что ему повезет.
А утром… «Эх, лучше бы оно вообще не наступало», – думала по этому поводу Кин. Она мечтала умереть в объятиях дым-глины, полагая такую смерть не только романтичной, но и легкой.
2
– Он все забыл.
– Он все забыл.
– Он все забыл.
– Он все забыл.
«О Шилол! Как я мог забыть!? Как я мог забыть!? Они ведь приходили ко мне не раз и не два. Но каждый раз наутро от них не остается ничего. Разве… – Лараф на мгновение усмирил душевную панику. – …Разве только – общее настроение, какая-то главная мысль, например – напасть на замок Вэль-Виры, не дожидаясь Зверды. Они вторят книге, они ведь уже говорили, что они и книга – теперь и навеки одно и то же. Это – феоны! Каждый раз, когда они приходят, я вспоминаю о них. А когда уходят, вместе с ними уходит и память. Потому что мне не хватает силы, как учат они!»
– Ты принял дурман, ты расплескал семя, ты пошел на глупые преступления против своей плоти. Ты едва не прекратился. Из-за этого ты совсем слаб. Мы подержим тебя.
Молния! Сверкающая рука с тремя шипами вместо ладони и пальцев впилась ему в плечо. Его Стеклянное Тело не чувствовало боли, но вторжение чужеродного предмета было вполне ощутимо.
– Смотри!
– Смотри!
– Смотри!
– Смотри!
Лараф ахнул, потому что в этот момент со звоном разбился куб из черной смальты, из черной бронзы, из Шилол знает чего, в котором происходили их разговоры. Впрочем, куб скорее находился не вне, а внутри его Стеклянного Сознания. Препоны пали и Лараф ахнул.
…Море было не аквамариновым, не синим, не голубым. Море было оливково-зеленым, и гребенчатые гряды застывших льдов, которыми была захвачена половина всего видимого пространства, тоже были зелеными, но – растушеванными в разные оттенки от густого хвойного до нарциссового цвета.
– Мы показываем тебе правду. Возможно, это очистит тебя.
Они находились в носовой части палубы немыслимого корабля. Палуба эта была поднята над морской гладью невероятно высоко, и это сразу же заставило Лараф понять слова феонов, сказанные ему некогда: «Каждое лишнее движение выбросит тебя за борт.»
В самом деле, сокрушительной силы ветер бил в спину. Если бы не рука феона, проткнувшая его плечо, он бы сразу полетел кубарем прямо под стонущий от напора волн форштевень корабля.
Лараф огляделся, насколько это было возможно. Сооружение, которое он в первый момент принял за корабль, правильнее было бы назвать плавучим городом. Сотворенное, казалось, приблизительно из той же субстанции, что и сами феоны, сооружение имело два основных цвета: гранатовый и сапфирово-синий.
Громадная гора-башня пирамидальной формы, несущаяся сквозь оливковые воды вдоль кромки льдов – вот что это было. А он и четверо феонов находились на одной из выступающих вперед площадок. Таких, возможно, здесь были многие десятки.
– Наши враги живут там, где теплее. Мы не можем добраться до них, наши корабли превратятся в воду и пар. Но мы можем прийти к ним по дну нашего океана. То есть – через ваш мир, через Фальм.
«Эге… Так я выходит, на небесах?»
– Нам мешают гэвенги вашего мира. Вэль-Вира, чьей смерти хочет твой народ, Зверда и Шоша, твои мучители, все прочее зверье Фальма должно прекратиться. И ты хочешь того же. Мы – тесные братья. Можешь спросить, мы держим.
– Вы – это книга? Все дело в книге?
