Книга Летний ангел - Монс Каллентофт

Она умерла, а ты не возродилась.

Но, дорогая сестра, я не сомневаюсь, что на верном пути. Теперь я знаю, чего не хватало.

Посмотри на меня в своем ожидании.

Вернись ко мне со своей любовью. Знай, что я тоскую по тебе.

В руке у нее нож.

Туве видит, как блестит лезвие, и женщина кричит «Смотри же!», садясь на диван рядом с мужчиной, который, как думает Туве, ее отец.

Она взмахивает в воздухе ножом.

Кричит:

— Это все ерунда!

И вонзает нож ему в грудь, в живот, еще и еще, его зрачки гаснут, глаза белеют, все тело дрожит, и она снова вонзает в него нож, еще и еще раз, и кровь течет рекой между его коричневым джемпером и серыми брюками.

Теперь он неподвижен.

А я в полном ужасе, но вижу все до мельчайших деталей.

Она берет его руку, мама.

Снова взмахивает ножом и отрезает ему пальцы, так что они валятся на пол, и кровь, мама, кровь.

Рука без пальцев падает на ткань дивана.

Она закончила с ним.

Поворачивается ко мне, мама.

Я бьюсь, рвусь, кричу, плачу.

Но ничего не происходит.

Если ты идешь сюда, поторопись.

69

Финспонг.

Часы показывают четверть седьмого, улицы маленького городка по-прежнему пусты. Зак неправильно поехал на развязке, чуть не сбил полусонного почтальона на велосипеде.

Центр.

Серые здания, павильон быстрой еды, деревья, расправляющие на солнце свои ветви, газоны и клумбы не такие ухоженные, как в Линчёпинге, но все же ощущение сонной идиллии так явно, словно маленький городок хорошо чувствует себя в роли спального района.

Однако что-то здесь происходит.

— Сворачивай сюда! — кричит Малин.

Звонит ее мобильник, она знает, что это Свен Шёман, он звонил уже десяток раз, вызывал их по рации, но это они должны сделать сами.

— Остановись!

Зак резко тормозит, они распахивают двери и выскакивают из машины. Малин бежит к дому, где находится квартира Стюре Фолькмана, вытаскивает из кобуры под жакетом пистолет, Зак мчится за ней тоже с оружием в руке, Янне следует за ними как тень, приседает, словно ожидая очередь вражеского огня из окон белых многоэтажек.

Они бесшумно поднимаются по лестнице.

Прижимаются к стенам.

Малин прикладывает ухо к двери, делает остальным знак молчать, приложив палец к губам, прислушивается к тому, что происходит в квартире.

Стоны.

Женский голос говорит: «Ну вот, ну вот, ну вот».

Как же поступить теперь?

Она прицепила к себе синий предмет, разрезала мои брюки и трусы ножом, я теперь совсем голая.

Этого не произойдет.

Скажите, что это неправда.

Отрезанные пальцы вокруг меня, кольцом, как черви, как безглазые змеи.

Я пытаюсь зажмуриться и заплакать, но она все время держит мне веки, словно ей обязательно нужно, чтобы я все это видела, моя кожа горит, словно она натерла меня чем-то огненным.

Стоя надо мной, она трясет ожерельем из когтей животных.

— Ты видишь пальцы?

Ее лицо закрыто маской, на руках у нее белые резиновые перчатки, а кровь мужчины на диване течет в мою сторону, она уже совсем рядом, я не хочу, чтобы она касалась меня, уйди, кровь, уйди!

Что она делает теперь?

Разговаривает, спрашивает.

— Как лучше?

Голос полон любопытства, ожиданий.

— Синее нечто или паучьи лапы на шее?

Она смотрит в потолок, словно ищет ответа.

Сейчас все произойдет.

Я убью тебя, и ты восстанешь из мертвых.

Пальцы обезврежены.

И затем мы понесемся на велосипедах, ветер будет развевать нам волосы, мы поедем к воде, где любовь вечна, где мы можем лежать рядом на песке и верить, что этот мир желает нам добра.

Я все исправлю.

Вот так, не бойся.

Сначала я обниму так, чтобы жизнь покинула тебя, затем в последний раз вставлю в твое тело синее нечто, и потом ты посмотришь на него, на себя, на мир, безопасный и открытый нам.

Ты увидишь, что я все вернула на свои места.

Мы понесемся вместе по открытым пространствам, как любящие летние ангелы.

Малин!

Не жди больше ни секунды!

Войди туда!

Еще не поздно для Туве — то, что поздно для нас. Истина, ты приблизилась к ней вплотную, она за этой дверью.

Зрелище, которое скрывается за ней, ужасно.

Но ты справишься, вы справитесь — ради той жизни, которую еще можно спасти из этого мрака.

Ты должна положить этому конец.

Уничтожь наш страх, помоги нам насладиться свободой. Дай нашим мамам и папам утешение хотя бы в том, что зло найдено, названо по имени.

Открой дверь. Малин.

Сделай это прямо сейчас.

Время пришло.

Мои руки на твоей шее.

Прекрати извиваться!

Это произойдет быстро, и я понимаю, что ты боишься, что это больно, но ты вернешься как самая чистая любовь, как самое прекрасное человеческое существо на свете.

Твоя кожа теплая, такая теплая, и я нажимаю сильнее.

Не противься, сдайся, вот так, вот так.

Они в сомнениях.

Беззвучно шепчут друг другу:

— Как поступить?

— Войти!

— Но…

Никаких «но», никаких альтернатив. Малин отступает назад, со всей силы ударяет в дверь и влетает на четыре метра в квартиру. Видит окровавленное чудовище в человеческом облике, склонившееся над белым телом на полу, вокруг разбросаны человеческие пальцы, руки чудовища на шее у неподвижного тела. Чудовище — как черная органическая магма с жилами, полными пылающих червей, и Туве на полу, и Малин кричит:

— Прекрати! Отпусти ее!

И держит перед собой оружие, целится, а чудовище движется, смотрит на Малин, глядит ей прямо в глаза и снова поворачивается к Туве.

Потому что это ведь ты, Туве?

Она смотрит мне в глаза, и я исчезаю, все белеет, и я как будто парю — мама, это ты кричишь, папа, это твой голос я слышу?