Книга Месть Гора - Ги Раше

— Нет сомнений, что он тотчас же прикажет схватить меня как предателя своего народа, — сказал я Шареку. — Зная о том, что я тебе дорог, он может взять меня в заложники, чтобы заставить тебя поступать против твоей воли, или попросту прикажет убить, решив, что этим тебя огорчит. Как бы он со мной ни поступил, вряд ли это обрадует мою дорогую Аснат.

Мои слова, и в особенности последнее замечание, заставили Шарека отказаться от попытки решить дело путем переговоров. Царь объявил также, что не намерен вести военные действия до тех пор, пока с севера не вернется армия Якебхера, и направить все силы на укрепление Белых стен — крепости, являвшейся сердцем Мемфиса, ибо она положила начало этому великому городу.

5

Мне пришло в голову, что, раз я в Мемфисе, можно было бы навестить родителей и деда Дьедетотепа. Я рассказал о своем желании царю, ведь в противном случае он мог бы решить, что я предал его и покинул город тайком. Поскольку речь шла о моих отце и матери, мне легко было заговорить об этом с моим господином Шареком, ведь я не видел родных уже несколько лет. Тесть предложил послать со мной отряд воинов, чтобы никто не посмел причинить мне вреда. Я постарался его отговорить, поскольку был уверен: отправляться с небольшим отрядом вглубь страны с враждебно настроенным населением, идти по территории нома, правитель которого, вне всяких сомнений, предан монарху, правящему в Великом Городе Юга, очень рискованно. Даже если бы я взял с собой ту тысячу воинов, которую привел из Авариса, мы рисковали потерпеть поражение при встрече с армией номарха, которая в лучшем случае с позором гнала бы остатки отрада до самого Мемфиса.

— Не забывай, господин мой, — сказал я Шареку, — что от стен Мемфиса к югу лежат земли, население которых относится к тебе враждебно. Мне кажется, что правители номов, чьи территории тянутся вдоль берегов Нила до самого Великого Города Юга, не готовы признать твою власть. Наоборот, перед лицом угрозы, которую представляет для их земель твоя армия, они сплотились вокруг правителя, возведенного на трон жрецами Амона, которого они почитают высшим божеством империи. Может статься, номархи земель, прилежащих к Мемфису, уже получили военное подкрепление и теперь представляют для нас серьезную опасность. Я хочу во время своего путешествия узнать, какими силами располагает правитель Нен-Несут[7] — одного из самых богатых и сильных номов, к тому же близлежащих к Мемфису. Я слышал, у правителя этого нома большая армия.

В конце концов мне удалось убедить царя предоставить мне свободу действий. Потом я настоял на том же в разговоре с Аснат, которая вознамерилась идти со мной. В присутствии ее отца я сказал ей, что это было бы очень большим риском — она совсем не похожа на египтянку, а значит, ее могут схватить, даже если и не узнают, что она — дочь царя гиксосов. Что до меня, то, одетый в простую крестьянскую набедренную повязку, я всюду мог пройти незамеченным.

Мои доводы убедили супругу и тестя. На следующий день я оделся на египетский манер и тихонько покинул дворец, стараясь, чтобы никто меня не видел. Я вплавь пересек рукав Нила и, выйдя на западном берегу, отправился на юг, не зная, что новости, которых я так жаждал, меня опечалят. Я шел по дороге, которая вилась по границе плодородных земель и пустыни. Этой дорогой пользовались редко, поэтому-то я ее и выбрал, желая избежать встречи с теми, кто мог задержать меня в пути. Дороги, проходящие ближе к реке, пересекали поля и деревни, поэтому всегда были оживленными. Крестьяне не любили путешествовать вдоль края пустыни, потому что испытывали недостаток в воде, а еще там приходилось опасаться диких зверей, змей и даже кочевников, живущих в западных пустынях. Можно было предположить, что многие крестьяне страшились еще и душ умерших, потому что на запад уходили мертвые, влекомые желанием поскорее попасть в Аменти, и именно на западе во все времена строили египтяне свои некрополи…

К счастью, тело мое было все еще достаточно крепким, поэтому я прошел путь от Мемфиса до родных краев за два дня и две ночи. С собой я нес бурдюк с водой и мешок со съестными припасами. Утром третьего дня я достиг дома моего деда. Но, увидев, что крытая пальмовыми ветвями крыша кое-где провалилась, а вместо двери виднеется похожий на разверстую пасть проем, я понял, что деда здесь не найду. Дом был пуст, и мне стало очевидно, что в нем давно никто не жил. Сначала я подумал, что лучше всего сразу отправиться в храм Змеи, так как он был совсем близко, но потом я решил сперва навестить отца и мать, которые всегда рады приютить меня и рассказать, что нового в этих краях.

Дом моих родителей не был заброшен. Моя мать Мериэрт сидела у порога на плоском камне, который отец установил там по ее просьбе, потому что она не любила сидеть на циновке. Когда она меня увидела, мне показалось, что она меня не узнала или не верит своим глазам. И только когда я встал прямо перед ней, она вскочила на ноги с живостью, которая меня обрадовала, — годы еще не были властны над ней. Она была поражена, это было ясно по ее голосу, который прерывался от волнения:

— Ты ли это, сын мой Хети?

Я поздоровался, обнял ее. Какое-то время от радости и удивления она не могла говорить, но понемногу успокоилась и засыпала меня тысячей вопросов, не давая мне времени на ответы, получить которые она, быть может, и не рассчитывала. Я дал ей самой выговориться. Из уважения я дождался, когда она смолкнет, и задал ей вопрос, который камнем лежал на сердце:

— Что стало с моим дедом Дьеди?

Она со вздохом снова присела на камень и сообщила мне печальную новость, которую я так боялся услышать:

— Он покинул нас, его душа отправилась в Поля Иалу два разлива назад. Скоро начнется третий разлив… Он ведь был уже не молод. Должно быть, он уже встретился со своей женой, моей матерью, там, в прекрасном Аменти.

Я поплакал вместе с матерью, потому что тоже очень любил деда, потом спросил у нее, где отец. Она ответила, что он в поле. Я должен был и сам догадаться, ведь в это время крестьяне торопились убрать второй урожай, они должны были успеть до разлива. Когда я сказал, что отправлюсь прямиком туда, мать вскочила, схватила меня за руку и наконец заговорила о том, что было у нее на сердце:

— Дитя мое, сын мой, что ты натворил? — воскликнула она. — Кем ты стал? Молва об этом дошла и до нас, ведь вся страна только о том и говорит, что Хети, сын Себехотепа, стал важным человеком, царедворцем! Он женился на дочери этого презренного выходца из Хару, царя гиксосов! Он объявлен наследником трона Гора, который унаследует после узурпатора, этого царя-чужестранца, чья армия разоряет прекрасные Сады Озириса… Люди называют тебя предателем, говорят, что ты поступил на службу к самому страшному врагу его величества, что рука твоя поражала твоих братьев-египтян, что это ты открыл ордам царей-пастухов ворота Египта…