Книга Осторожно, Питбуль-Терье! - Эндре Люнд Эриксен

А Терье знай себе поет, какой отличный корабль. Он думает, меня трогает, что у корабля огромные мачты с парусами или что пираты сделаны со всеми подробностями, бородами, повязками на глазах и прочими глупостями.

— Раньше меня эти плеймобили не особо интересовали, — говорит он, — но когда я задружился с тобой, так очень их заценил.

По-хорошему, мне бы сказать ему спасибо. Благодаря ему я наконец понял, какое это ребячество — играть в плеймобили. Это ж надо, я чуть было не потратил главный рождественский подарок на такую ерунду!

Я оглядываюсь. В магазине никого, кроме двоих малышей с мамой. В глубине торгового центра я вижу несколько пожилых дам в шубах и этого идиотского Юлениссе в красном колпаке и с накладной бородой, он торчит под елкой, как шоколадный заяц на торте. Пока никого из знакомых не видно. Если сейчас сбежать, все, пожалуй, обойдется.

— Когда штурмуем бункер? — спрашивает Питбуль.

Я делаю вид, что ничего не понимаю.

— Чего?

— Бункер. Хватит время тянуть.

— Сначала нужно придумать план.

— Ну придумай, — стонет он.

В данную секунду голова моя занята выработкой другого плана — как поскорее унести отсюда ноги. Но Питбуль от нетерпения дрожит, а глаза чернеют, как две грозовые тучи.

Я выпаливаю, абы сказать:

— В главной роли будет твой пес, — говорю я.

— Как так?

— Мы вытравим их из бункера твоим псом.

— Питбули смертельно опасны, — говорит он.

— Вот именно! — говорю я. — Намордник у него есть?

— Есть, конечно.

— Отлично! Ну что — завтра?

Прежде чем Питбуль открывает рот, чтобы возразить, я на всех парах вылетаю из магазина игрушек.

Серьезный разговор с Куртом

Этот дурацкий план с питбулем, конечно, выдумка чистой воды. Надо быть психом почище Терье, чтобы натравить на своих лучших друзей собаку-убийцу.

На свои личные деньги я покупаю две поллитровые бутылки колы и иду навестить Курта. Дома его не оказывается. Еще бы. Кто станет сидеть дома, когда к его услугам отдельный бункер?

Курт один в бункере. Он берет колу и пьет прямо из горла.

— Здорово у вас тут стало, — говорю я, озираясь по сторонам. На стенах прибавилось постеров с женщинами. Некоторые совсем голые. Нет, я ничего против женщин не имею, но предпочитаю, когда они одеты.

— Приходится стараться, раз к нам сюда девушки ходят, — ухмыляется Курт и вытирает рот рукой.

— В мое время здесь столько женщин не бывало, — говорю я.

Курт вытаращивает на меня глаза.

— Ну да, сначала бункер был моим. Это потом Питбуль-Терье его отнял, — говорю я.

Курт удивлен. Для пущей убедительности я добавляю:

— Это он натащил сюда игрушек.

— Понятно, — кивает Курт, делая глоток колы.

— Так что настоящий хозяин бункера я, — говорю я.

Курт отнимает ото рта бутылку и улыбается понимающей улыбкой.

— Жаль, что у нас не хватает девушек, чтобы тебе тоже участвовать в наших праздниках, — говорит он. — Тебе бы понравилось. У нас тут круто.

— Ничего страшного, — говорю я.

Курт продолжает сосать колу.

— Но если б я мог бывать здесь, когда у вас нет праздников, это было бы… прикольно.

Курт поднимает на свет бутылку, в ней осталась примерно треть. Он бросает взгляд на меня, улыбается, задерживает дыхание, прижимает горлышко ко рту, и кола бульк за бульком исчезает у него в желудке. Опустошив бутылку, он победно рыгает и смотрит на меня с торжеством.

— Фантастика! — говорю я.

— Ой, — говорит Курт, озадаченно глядя на пустую бутылку. — Ничего не осталось. Я забыл, что ты, может, тоже хочешь.

— Ничего страшного, — говорю я. — Мне главное изредка получать обратно бункер. Курт закашливается. — Возможно, — говорит он. — Возможно…

Новогодняя ёлка

В первый день каникул я иду на почту за посылкой с маминым заказом. Когда я ставлю ящик на кухонный стол, мама улыбается и говорит:

— Вот и елка!

Я смотрю на коробку. Она высотой сантиметров пятьдесят. И почти ничего не весит. Если внутри елка, то это должна быть какая-то игрушечная микро-елочка.

Хуже того: она может быть только из пластмассы.

У меня в душе все обрывается.

Я знаю, что должен радоваться. У миллионов детей нет вообще никакой елки. Вот только очень трудно радоваться тому, что человек ненавидит.

Мама вскрывает коробку и начинает вытягивать из нее уродливую елку. Уже украшенную блестками и красными шарами.

Я пас. Это выше моих сил. Лучше и правда отменить все это безобразие.

— Красивая, да? — говорит мама.

— Ну-у, — тяну я. Мама смотрит на меня серьезно.

Я опускаю глаза.

— Что-то не так?

Все не так, думаю я.

— Да нет, ничего, — говорю я.

— Ты расстроился? — спрашивает мама.

Еще бы, думаю я.

— Нет, — говорю.

Становится тихо. Потом я слышу, как мама отодвигает стул и садится на него. Она вздыхает.

— Елка тебе не понравилась.

В ее голосе слышен упрек.

— Я думал, у нас будет настоящая елка, — говорю я.

— Ты же знаешь, что я не выхожу из дома, — говорит мама тихо.

— Но можно было как-то иначе это организовать.

— Джим, я делаю все, что в моих силах.

Судя по голосу, она совершенно сломлена. Но это ничто по сравнению с моим отчаянием.

Я вскакиваю на ноги и собираюсь крикнуть ей все, все, все, но в последнюю секунду прикручиваю громкость, чтобы не напугать маму.

— Знаешь, давай правда отменим Рождество, — говорю я жестко. А потом забираюсь к себе на кровать, на второй этаж, и зарываюсь лицом в одеяло.

Тем более я вообще не понимаю, чего люди так носятся с этим Рождеством. Только потому, что две тысячи лет назад родился Иисус, мы, видишь ли, обязаны украшать дома, стелить красные скатерти, обжираться рождественскими разносолами и сладостями до заворота кишок. Я вас спрашиваю: в чем смысл всего этого? А подарки для друзей и родных, на покупку которых нас уговаривают продавцы? День рождения ведь у Иисуса, правда? А мы здесь при чем? К тому же все это стоит много денег. И времени. На то, чтобы найти и упаковать подарки, уходит чертова уйма времени, и это совершенно напрасный труд, потому что в сочельник все раздаривается в секунду. И все — радость улетучивается на раз-два-три. Если бы людям действительно хотелось порадовать друг дружку, они могли бы растянуть удовольствие. Дарить один подарок в неделю, например, а не высыпать все сразу в Рождество. Тогда человек каждую неделю понемногу бы радовался, это же лучше, чем быть очень счастливым полчаса один раз в году?