Книга Лелик и горячие доски - Юлия Луговская

Лешка не возражал. Видимо, звонок был уже минут пять назад, потому что толпа ребят становилась все гуще и разнообразней: теперь здесь была не только мелюзга, но и люди постарше.

– А вон и наши, смотри, – показал Лешка на одноклассниц, подружек-хохотушек Алену и Сашу. – Пошли, спросим у них….

Лешка не успел договорить, почувствовав, как чья-то железная рука крепко взяла его за локоть. Одновременно такая же рука подхватила Машу под руку и потащила в сторону школы.

Вероятно, это был тот самый инспектор по делам несовершеннолетних, о котором с утра говорила русичка. По крайней мере, он был в голубой милицейской форме и при погонах.

– Что ж вы, сорванцы, от меня бегаете? Я вас все утро тут жду. Даже спрятаться нормально не можете. И чего вы напротив окон учительской встали, за угол бы что ли отошли…

Из этих слов стало понятно, что милиционер совсем не злой и отпустил бы ребят на все четыре стороны, если бы не… Лешка поднял голову и встретился взглядом с русичкой, прилипшей к окну второго этажа. Все стало ясно как день: это она дала команду милиционеру арестовать двух ребят.

В дверях Лешка чуть не за дел плечом выходящего из школы Кирюка. Валерка присвистнул и, демонстративно напевая «Владимирский централ», проводил конвоируемых насмешливым взглядом.

Глава 18

Разговор о совести не по душам

В кабинете завуча по воспитательной работе уже второй час шел допрос. Первый следователь был добрым. Это был тот самый инспектор по делам несовершеннолетних, который отловил и приволок Машу с Лешкой в школу. Звали его Анатолий Андреевич. С каждой минутой он все чаще смотрел на часы и уже дважды отпрашивался у русички покурить.

Второй следователь, как и принято, был злой. Собственно, вторым следователем была сама Елена Николаевна. Разговор шел в основном о Лешиной и Машиной совести, о наглости подрастающего поколения в целом и почему-то о Машином папе-летчике, которого так подводит его собственная дочь. Ситуацию спас телефонный звонок – противное обезьянье хихиканье, настойчиво исходящее из сумки русички.

– Да, это я… да, заказывала… Когда привезете? Во сколько? Хорошо, я буду дома. – Русичка дала отбой. – Вот до чего вы меня довели! Мне новую мебель должны привезти, а я тут с вами вынуждена разбираться. Пусть вами теперь милиция занимается!

Картинно хлопнув дверью, Елена Николаевна покинула кабинет. Пару минут в кабинете стояла полная тишина. Маша, не мигая, смотрела в пол, Леша – в окно. Анатолий Андреевич сосредоточился на пальцах своих рук, будто видел их впервые. Первым не выдержал Лешка:

– Может, мы пойдем?

– Ладно, вы все поняли. С этим вашим, как его, Бирюком, надо помириться, прощенье у него попросите. А порванную рубашку родителям придется оплачивать. И смотрите, без фокусов!

Лешка вскочил и направился к двери, Маша – за ним. Когда Лешка уже был за дверью, она обернулась и тихо сказала:

– До свидания! Спасибо.

Милиционер глубоко вздохнул:

– Вот смотрю я на вас и удивляюсь – вроде не бандиты, не хулиганы… Ладно, не за что. Чтобы я про вас больше не слышал!

Ребята молча покинули школу и, не сговариваясь, направились на спортивную площадку, расположенную на заднем дворе.

– И что теперь делать? – Маша сидела на детской лесенке и, нахмурившись, в который раз набирала номер на мобильном. – Ну где он может пропадать? Что-то случилось, я чувствую…. Ой, Леш, а вдруг он Бушуева с Кирюком встретил… Их двое, а он один…

– Вдруг, вдруг… – Лешка решительно встал со старой шины. – Надо Пашку искать!

– Как? У него телефон уже часа три заблокирован…

– Я знаю, что надо делать! Встречаемся у парка через пятнадцать минут, мне домой заскочить надо.

Глава 19

Бомжи

Лёлик сидел на бетонном полу подземного перехода, привязанный веревкой к железной решетке. У его ног лежала старая бейсболка, перевернутая подкладкой вверх. Прохожие поглядывали на Лёлика, иногда бросали в бейсболку мелкие монеты. Некоторые угощали Лёлика уличной едой – кусками беляшей, чебуреков, колбасой и даже сосиской в тесте. Лёлик быстро наелся, но от всего этого «фаст-фуда» страшно хотелось пить. И никому в голову не приходило принести ему хотя бы пару глоточков воды. Девочка лет пяти остановилась и хотела погладить его по голове, но бабушка не дала ей этого сделать: «Собака грязная и больная!» Лёлик вздохнул. И как его угораздило попасть в эту переделку!

Сегодня утром он еще гордился тем, что самостоятельно нашел выход из подвала, куда его притащил противный мальчишка. Он вылез на свежий воздух, отряхнулся и стал думать, где его дом (уж чего-чего, а свой район Лёлик знал отлично: еще не в такие дворы приходилось забегать в погоне за кошками). И тут появилась эта тетка. Она сидела у выхода из подвала и ела хлеб, кусая прямо от батона. Почмокав несколько раз губами, как обычно подзывают собак, она от ломила небольшой кусок и протянула его Лёлику.

Лёлик был голоден и с удовольствием съел угощение. Дома он любил макать кусочки хлеба в масло из-под шпрот или в мясную подливку. Конечно, сам он макать хлеб не мог, это делала мама, но сама мысль о том, что хлеб будет вкуснее, если его смочить в чем-нибудь пахучем, принадлежала ему, Лёлику. Он в этом не сомневался. Лёлик завилял хвостом, искренне благодаря за угощение, и получил еще кусок свежей булки. Тетка, несмотря на то, что от нее не очень хорошо пахло, понравилась Лёлику своей щедростью, и он позволил потрепать себя по голове.

– А псина-то ничего. – К ним незаметно приблизился заросший мужчина в таких же грязных лохмотьях, какие были на тетке. – Жрать не давай, будет выглядеть жалобней.

– Не, не нужна она мне, брехать начнет, жильцы настучат, в ментовку сразу загремишь, – тетка махнула рукой.

– Будет в перех оде сидеть. Рубликов триста в день с нее содрать можно, а потом и шкуру можно содрать, – захихикал мужик.

Лёлик смысла разговора не понял, но почувствовал, что говорят о нем. И от этого ему стало не по себе. Он тихонечко встал и уже собирался бежать прочь, как мужик схватил его за шиворот:

– Стой, Каштанка, ты нам пригодишься.

Так Лёлик оказался в переходе. Он замерз и был сильно расстроен. Во-первых, хотелось домой. Во-вторых, все сильнее хотелось пить. И в-третьих, злой мужик, который привязал его к решетке, постоянно называл его Каштанкой, что для кобеля было самым настоящим оскорблением.

– Ну, как у нас идут дела? – Противный мужик поднял с пола бейсболку и стал считать деньги. – Плохо работаешь, и ста рублей не насобирала, зря тебя только кормим.

– Она же собака, идиот! Ей, в основном, колбасу подают или вон, беляши, – заметила неизвестно откуда появившаяся тетка. – Кормит он ее, видите ли…

– Ладно, пусть сидит. Деньги, какие не есть, капают потихонечку. С драной овцы, как говорится, хоть шерсти клок. Пошли работать, чего расселась!