Книга Тимошина проза - Олег Зайончковский

6. Разговор с родителями

На сей раз ему предстояло настоящее путешествие – не электричкой, а дальним поездом. Тимоша даже решил отпроситься у Розкинда на понедельник. Впрочем, это проблемы не составляло, гораздо сложнее было отпрашиваться у родителей. Папа с мамой, которые ничего не знали о Тимошиных разысканиях по женской части, были, конечно, шокированы. Правда, их изумляло больше не то, что он едет к женщине, а то, куда.

– Зачем тебе эти Бобры? – недоумевал папа. – Москва – колоссальный город, здесь несколько миллионов шансов встретить прекрасную девушку.

– Всё это очень странно, – вторила ему мама. – И подозрительно. Что общего может быть у тебя с Бобрами? А знаешь ли, что пауки раскидывают свои сети именно в самых темных углах?

– Мама, какие углы! – отбивался Тимоша. – Мы познакомились с девушкой в Интернете, это всемирная паутина, и все так делают.

Родительские волнения начались до вечернего выпуска новостей, а после него продолжились. Мама порывалась даже ехать с Тимошей вместе, чтобы самой увидеть, во что он ввязался. Но это совсем уже было бы Бобрам на смех. Тимоша показывал маме с папой Аленино резюме с портретом и статью в Википедии о Бобрах. То и другое не слишком их впечатлило, но слегка успокоило. В итоге пришли к тому, из чего, по идее, следовало исходить. Мама с папой торжественно объявили, что полагаются на Тимошино благоразумие.

7. На вокзале

Все поезда в России идут в Москву, а поскольку Тимоша уже в ней жил, он и не помнил, когда путешествовал поездом дальнего следования. Но о том, что это такое, он имел представление из Интернета и старых советских фильмов, где много сцен происходит в вагоне поезда. Тимоша, конечно, знал, что вагоны бывают разные – от «сидячего» до купейного. Ехать ему предстояло на среднее расстояние, поэтому он и вагон выбрал средней комфортности, то есть плацкартный. На сайте железной дороги Тимоша приобрел электронный билет – заключил с ней контракт на перевозку себя в Бобры. Кибербилет он распечатал для предъявления на вокзале и обмена на настоящий.

Наконец наступила пятница, день отъезда. Еще эту пятницу можно было назвать днем складывания рюкзачка – складывания, вытряхивания и повторного складывания. Сам отъезд приходился на поздний вечер. Чтобы утром прибыть в Бобры, Тимоша должен был из Москвы выбыть ночным поездом. В организационном смысле это было рационально, но по-человечески как-то грустно. У покидающего свой кров на закате солнца сердце просто не может не дрогнуть.

Тимоша уже в метро почувствовал собственную отделенность. В это время среди пассажиров большую часть составляли припозднившиеся трудоголики. Измученные мечтами о карьерных лифтах, трудоголики разъезжались по «спальникам». Креатив в их глазах простыл; гаджеты выпадали у них из рук. Всех себя отдали они в своих офисах, а значит, отдали себя Москве, самому офисному из городов. Тимоша смотрел на людей, опоенных жарой и усталостью, и понимал, что сегодня он им не брат.

А скоро он окончательно распрощался с городом. Пройдя через врата вокзала, Тимоша ступал в иной, железнодорожный мир. Чтобы стать полноправным его обитателем, необходимо было выправить себе билет. После этого человек получал звание пассажира, доступ в зал ожидания и право пользования туалетом. Тимоша решил воспользоваться этими привилегиями – из интереса и просто по обыкновенной надобности.

В зал ожидания он вошел сквозь обязательные антитеррористические воротца. Интерьер помещения был, конечно, антивандальный и состоял в основном из скамей «анатомической» формы. Но анатомия этих скамей, похоже, не соответствовала человеческой – пассажиры в них принимали самые странные позы. Те, кто сидел давно, выглядели уже бесформенными кулями. Зал в основном наполняли транзитники, это было типичное сборище провинциалов. Люди шикали своим детям и пугливо косились на камеры наблюдения, натыканные тут повсюду. Тимоша окинул провинциалов доброжелательным взглядом и проследовал к двери с изображением мужской фигуры.

Опровергая стереотипные представления обо всем вокзальном, туалет оказался чистым и оснащенным технически. Дизайнерские писсуары сияли снаружи и изнутри; они то и дело сами себя ополаскивали и негромко урчали, словно переговариваясь между собой. Рукомойные краны срабатывали автоматически. Жидкое мыло, бумажные полотенца – казалось, взыскательному посетителю здесь не на что было сетовать. Однако не все в туалете выглядели счастливыми. Провинциалы робели и озирались в поисках телекамер. Какой-то мужчина, Тимошин случайный сосед, поделился своей проблемой.

– Не получается, хоть ты что. Хочется, а никак.

– Сочувствую, – сказал Тимоша.

– Тут у них… – сосед заговорщицки понизил голос, – тут у них всё тотально под наблюдением. Каждый толчок просматривается.

Тимоша не захотел развивать беседу. Он отошел к рукомойнику, а мужчина обратил свои жалобы к писсуару.

И в эту минуту во всем туалете раздался женский официальный голос, который и правда мог напугать. Покрывая все остальные голоса и звуки, он объявил начало посадки на поезд Москва – Бобры. Тимоша поторопился к выходу.

Табличка со стрелкой и надписью «К поездам» отъезжающих направляла во внутренний двор вокзала. Он служил возглавием для перронов и местом, где пассажиры могли почитать табло и подумать или побегать туда-сюда, волоча за собой колесные чемоданы и сталкиваясь друг с другом. Здесь уже ощущался индустриальный запах и чувствовалось присутствие больших машин. За человеческим гомоном слышался лязг металла, свистки маневровых локомотивов и тяжкое бормотание их моторов.

Тимоша прекрасно сориентировался. Тогда как многие пассажиры суетились и нервничали, он без труда отыскал свой поезд и уверенным шагом направился вдоль состава, отсчитывая вагоны.

8. Отправление

Поезд оказался фирменный. У вагонных дверей пассажиров встречали приветливые проводницы. Крепконогие, в туго сидящей форме, они были скроены на один лад, будто их отбирали по кастингу. Возраста женщины казались среднего, но если их построить рядом, вполне бы сошли за какой-нибудь чуть перезревший ансамбль железнодорожной пляски.

– Проходи́ть… Проходи́ть… – Оканье проводницы производило впечатление провинциального простодушия. Но когда Тимоша показывал ей билет, то поймал на себе опытный женский взгляд.

– Проходи́ть, – пригласила его проводница, как и других пассажиров, но ему показалось, что для него голос ее прозвучал теплее. Тимоше на миг припомнилась федюнинская Татьяна, но только на миг; в следующую секунду он и думать о ней забыл.

Время настало знакомиться с внутренним устройством вагона. Жилые отсеки в нем были открыты, словно киношные декорации со снятой стенкой. У Тимоши возникли ассоциации. Казалось, вот-вот увидишь каких-нибудь комсомольцев, отправляющихся на всесоюзную стройку. Советская молодежь запевает что-то бодрое под баян, а в соседнем отсеке женщина кормит младенца грудью, они едут в эвакуацию. А еще через стенку заслуженный партработник пьет коньяк с красивой вдовой. У него на груди депутатский знак, на ней романтический газовый шарфик – двум людям, изведавшим жизнь, выпало встретиться в поезде. А вот и Тимошино место.