Книга Рисуй меня ночью... - Вера и Марина Воробей

– Привет, – очень открыто и по-доброму улыбнулся Игорь. Но вместе с тем улыбка его вышла немного виноватой. – Проходи.

Парень ловко развернулся почти на сто восемьдесят градусов и поехал в глубь квартиры. И если бы речь не шла о человеке, сидящем в инвалидной коляске, то можно было бы смело сказать так: «Игорь лихо развернулся», ну и так далее… Но ведь он сидел в коляске! Какое уж тут лихачество?!

– Извини. Я, наверное, еще по телефону должен был тебе обо всем рассказать. Не смог почему-то… – Он виновато опустил свои необыкновенные глаза.

– Нет, что ты! Не извиняйся, – попыталась остановить его Галя, но вышло это у нее как-то неловко.

– Я виноват, – сказал Игорь таким голосом, будто они находились в зале суда и сейчас ему предоставили последнее слово.

Он остановился посреди кухни и повернулся к ней: на впалых щеках выступил едва заметный румянец. Темно-карие глаза стали невыразимо печальными, а взгляд их – даже жалким, как показалось Гале. Но уже в следующую секунду Игорь тряхнул головой, резким движением руки поправил волосы и, улыбнувшись, спросил:

– Будешь чай?

– Давай. Хочешь, я тебе помогу?

После этих слов, вырвавшихся у нее нечаянно, Гале стало вдруг очень неловко за себя. Получилось, что она как бы проговорилась, невольно созналась в том, в чем нельзя было сознаваться ни при каких обстоятельствах. Этим своим предложением помощи Галя словно бы сказала: ты ведь инвалид, сам не справишься даже с таким простым делом, как чайник на плиту поставить. Игорь бросил на нее быстрый и цепкий взгляд и ответил так просто, что Галя тотчас же почувствовала облегчение:

– Да нет, не надо. Я уже наловчился. – Казалось, Игорь просто-напросто прочитал ее мысли. Он опять улыбнулся, только теперь еще более мягко. – Хочешь, можем в моей комнате пока посидеть?

И, ловко задвигав рычагами, он поехал, поскрипывая колесами, вдоль коридора, а Галя послушно пошла за ним.

8

– Ух ты! Это ты сам все?! – как вкопанная, остановилась она посреди комнаты.

Все четыре стены были расписаны маслом. И не просто расписаны! То были настоящие картины, созданные кистью талантливого художника. Даже у Гали, которая отнюдь не считала себя знатоком и ценителем живописи, сомнений в том не возникло. На одной стене на фиолетовом фоне звездного неба пылала какая-то загадочная огненно-красная планета, а вокруг нее кружил ярко-розовый хоровод стрекоз. Эта картина занимала все свободное место над кроватью. На противоположной стене художник изобразил лес. Солнце, такое, какое бывает только ранним-ранним утром, пробивалось сквозь густую листву, образуя тугие лучи. Они пересекались, перекрещивались друг с другом, и в них стояло, поднимаясь от земли, серебристо-голубоватое облако пыли. Или то была не пыль, а густой-прегустой туман… Тропинка, бегущая между деревьями, вела, казалось, в самую чащу леса. И хотя Галя, конечно же, понимала, что это только картина, нарисованная на стене, внезапно на нее нахлынуло непреодолимое желание шагнуть туда, в самую чащу, и оказаться среди деревьев, услышать голоса птиц, вдохнуть неповторимый лесной запах влажной от росы травы. Она уже было подалась всем телом вперед, даже маленький шажок сделала, но, встретив улыбающиеся глаза Игоря, глубоко вздохнула, переступила с ноги на ногу, да и только.

– Тебе нравится? – Игорь остановился на пороге комнаты. На его коленях стоял поднос с чашками, чайником и маленькой вазочкой с печеньем, покрытым розовой глазурью.

– Да, здорово! – не отрывая глаз от картины, восхищенно выдохнула Галя.

– Это все, – он обвел глазами стены, – я рисовал еще до того, как оказался в этой штуке… – И он с неожиданной для Гали нежностью провел вдруг рукой по колесу своей коляски. – А в комнате родителей есть те, что уже после… – Игорь запнулся.

Галя уже набрала в легкие воздуха и открыла было рот, но сдержалась, заставив себя промолчать.

– Ты, наверное, хочешь спросить, как я стал инвалидом? – Игорь выпалил эти слова быстро, резко и жестко, словно одиночные выстрелы, и поморщился как от сильной боли. Было видно, с каким трудом дались ему эти слова.

– Да нет… – Галя робко опустила голову и готова была провалиться сквозь землю, но вдруг с неожиданной для самой себя смелостью призналась: – Хотя вообще-то да. Но если не хочешь, не отвечай.

– Нет ничего плохого в том, что ты хотела меня об этом спросить. Это естественно. А в моей истории нет ничего ужасного, но и интересного тоже мало. Авария. Я ехал на мотоцикле, а из-за угла легковушка резко вывернула. Ну и… – Кулак его правой руки с размаху врезался в ладонь левой. – Врачи говорили, чудо еще, что ты, пацан, живым остался. А потом, где-то через полгода, сказали, что есть даже надежда, что я когда-нибудь снова смогу ходить. – Игорь грустно улыбнулся и добавил: – Правда, очень слабая. Короче, я в это не верю.

Повисла долгая пауза. Гале совсем не хотелось продолжать эту явно болезненную для Игоря тему. Хотелось прижаться к нему как можно крепче и подольше не отпускать его. И вовсе не от жалости, нет! От какого-то совсем иного чувства – нового, странного, щемящего и невероятно сильного. Но она, конечно, осталась стоять на прежнем месте.

– А можно посмотреть те картины, про которые ты говорил? Ну, в комнате родителей? – нарушила затянувшееся молчание Галя.

– Да, конечно. – Игорь снова крутанулся в коляске и поехал в другую комнату. Со спины он выглядел еще беззащитней и трогательней.

На стенах родительской спальни висели картины в рамах. Около окна находился огромный круглый стол, а на нем величественно и горделиво возвышался компьютер – дико навороченный, с плоским экраном, работающим на жидких кристаллах.

«Да, не то, что мой – «мечта антиквара», как говорит папа», – подумала Галя, засмотревшись на компьютер Игоря.

Перехватив ее взгляд, Игорь сказал:

– Вообще-то он всегда у меня стоит. Просто сейчас отцу надо сделать какую-то срочную работу. Вот он и сидит за компьютером по ночам.

– Понятно, – протянула Галя.

И тут ее взгляд упал на мольберт, прислоненный к стене. К нему кнопками был прикреплен лист ватмана с незаконченной картиной. Картина состояла из линий, сливающихся в одно целое и образующих причудливое сочетание цветов. Но больше всего Галю заинтересовала техника, в которой была выполнена картина: краски наносились на бумагу, а затем размазывались по ней прямо руками. Это явствовало из оставленных на листе отчетливых отпечатков пальцев. Галя присмотрелась. И вдруг ее взгляд выхватил из причудливого переплетения линий чьи-то глаза, потом она явственно различила нос, а затем и все лицо четко выступило из разноцветного пятна. Будто острая игла вонзилась в этот миг в ее сердце – лицо показалось ей знакомым… И даже более чем просто знакомым, а каким-то до боли родным. Это было лицо девушки. И тут Галя поняла, кого напоминает ей эта девушка, сотканная из пестрых запутанных линий. Ее саму! Да, девушка, изображенная на незаконченной картине, была похожа на Галю Снегиреву. И это открытие сперва ошеломило ее, а потом почему-то рассмешило.