Книга Дневник Трейси Бикер - Жаклин Уилсон

Но вернемся к Кэм. Надо отдать ей должное, она не умилилась и не растрогалась, слушая ангельский бред Луизы. Не погладила Луизу по кудрявой головке и не посочувствовала бедняжке. Она спокойно кивнула и спросила, как Луиза представляет себе ангелов.

— Всем известно, мисс. У ангелов большие крылья, длинные белые балахоны и золотые кругляшки на голове, — ответила за нее Жюстина.

— Лучше нарисуй, — предложила Кэм, протягивая ей блокнот и ручку.

— Хорошо, — сказала Жюстина, хотя рисует она не ахти как. И завороженно уставилась на ручку. — Ой, Микки-Маус! Смотри, Луиза, Микки-Маус! Мисс, где продаются такие ручки? Здорово, я просто обожаю Микки. У меня есть будильник с Микки-Маусом, мне его подарил папа, но одна противная девчонка его сломала. Нарочно. — Жюстина обернулась через плечо и послала мне яростный взгляд.

Я оскалилась в ответ, делая вид, что меня это не касается. А при чем тут я? Мое лицо запылало, но это только оттого, что в свитере было очень жарко.

Жюстина нацарапала какие-то каракули, и Кэм кивнула:

— Так обычно рисуют ангелов. — Она обернулась к Луизе: — Ты так представляешь себе маму и бабушку?

— Ну… Примерно так, — сказала Луиза.

— Твоя бабушка стала бы носить такое платье? А нимб, золотой обруч? Он пойдет к ее прическе?

Луиза неуверенно хихикнула, не понимая, к чему клонит Кэм.

— Нарисуй сама, как выглядят на небесах твои мама и бабушка, — предложила Кэм.

Луиза взяла ручку, но художница из нее никудышная, и она все перечеркнула, не успев начать.

— Глупость какая-то, — сдалась она.

Я знала, чего хочет от нас Кэм. Я бы отлично изобразила маму и бабушку Луизы в щегольских ангельских балахонах. Вот так, например:

— Можно, я попробую, мисс? — попросил Максик, хватая ручку. — Я хочу крылья, как у ангела, чтобы летать, как самолет: уи-и-иу, уи-и-иу! — Он противно загудел и нарисовал на бумаге какие-то каракули.

В очередь выстроились даже самые старшие. Я тоже подступила ближе и вытянула шею, чтобы рассмотреть, что у них выходит. Бездарности!

Я уже решила, что нарисую, если Кэм попросит. Ангел — это так скучно.

Кэм подняла взгляд. И увидела, что я смотрю.

— Попробуешь? — спокойно предложила она.

Я слегка пожала плечами, будто мне безразлично. И медленно, шажок за шажком двинулась к ней. Я протянула руку за блокнотом.

— Это Трейси, — некстати сунула свой нос Дженни. — Это она хочет стать писательницей.

Мое лицо вновь запылало.

— Она? Писательницей? — удивилась Жюстина. — Шутите.

— Жюстина, не начинай, — сказала Дженни. — Трейси пишет настоящую повесть в своем дневнике.

— Все это полная чушь, — сказала Жюстина. И резко выхватила дневник у меня из-под свитера. Я дернулась — и опоздала. Жюстина уже завладела тетрадкой.

— Верни сейчас же! — взвизгнула я.

— Полная чушь, только послушайте, — повторила Жюстина, открыла дневник и сделала вид, будто читает плаксивым детским голоском: — «Жила-была девочка, и звали ее Трейси Бикер, дурацкое начало, и неудивительно, потому что я полная дура и страдаю недержанием…» Ааааааай!

Дальше я помню все как сквозь туман. Но дневник я отобрала. А из носа Жюстины фонтаном брызнула алая кровь. На душе сразу полегчало. Я хотела избить ее так, чтобы кровь хлестала у нее из каждой поры, но Дженни поймала меня и стала звать Майка. Меня отволокли в комнату отдыха. Но я не хотела отдыхать. Я вопила как ненормальная. Дженни попыталась меня утихомирить, но я не умолкала. Дженни ушла, в комнату вошел кто-то другой. Сначала я не разобрала кто, потому что в крике я закатываю глаза и мне нужно время, чтобы проморгаться. Потом я увидела джинсы, футболку и короткую прическу Кэм. Я вспыхнула, будто юная Жанна д'Арк.

Она наблюдала, как я бьюсь в истерике. Мне наплевать, если рядом Дженни или Илень. Им не привыкать. Почти все детдомовские время от времени впадают в буйство. Я, правда, чуть чаще, чем другие. Обычно я только вхожу в раж при виде взрослых, но перед Кэм я почувствовала себя выжившей из ума.

Но кричать я не перестала. Какой смысл? Она уже увидела и услышала все, что можно. Не попыталась меня успокоить. Не сказала ни слова. Просто стояла в дверях. На ее лице появилось выражение, которого я не выношу. Не терплю, когда меня жалеют.

Мне не нужна была ее жалость, и я велела ей убираться. То есть сказала я кое-что похлеще. Грубо накричала на нее. Она только пожала плечами, кивнула и ушла.

Я осталась одна-одинешенька со своими криками и руганью.

Сейчас я уже успокоилась. Мне разрешили выйти из комнаты отдыха. Я провела там вечность, мне даже принесли туда полдник. Теперь я в спальне и пишу, пишу, пишу без перерыва, не могу остановиться. Я уже так долго пишу, что натерла большую мозоль на среднем пальце правой руки. Вот такую:

Когда-то я, как все дети, играла с пальцами. Я придумала, будто они семья: мама Пальчик, папа Пальчик, старший брат Фредди, малыш Крепыш и сестричка Мизиничка. Я изобрела театр пальцев, научила их прыгать, взбираться на Колоночные холмы и заворачиваться на ночь в носовой платок.

Малышка Камилла души не чаяла в моем театре. Я придумала для каждого члена семейства Пальчиков собственный писклявый голосок. Они по очереди говорили с Камиллой и слегка нажимали ее носик-пуговку. Камилла смеялась так, что все ее тельце подпрыгивало. Как же я по ней скучаю!

Эй, кстати… Кэм. А что, если Кэм — это сокращение от Камиллы?

За завтраком я любовалась распухшим носом Жюстины, заклеенным пластырем.

Распухший нос идет к ее опухшим мозгам. Жюстина Литтлвуд считает, что лучше нее на свете нет. Вот и ошибается. Я правда не понимаю, что Луиза в ней нашла. Будь я Луизой, я бы предпочла дружить с Трейси Бикер.

Что самое обидное, я подружилась с Жюстиной раньше нее. Я помню, как Жюстину привезли к нам. Она казалась несчастной и растерянной. Ее мама сбежала с каким-то типом, предоставив отцу заботиться о дочери и двоих сыновьях. Но отец не сумел как следует позаботиться о детях, и всех троих забрали в приют. Мальчикам сразу же нашли опекунов, они были почти младенцами, с ними немного хлопот. Взять Жюстину опекуны не решились, сказали, что с большой девочкой слишком сложно.