Книга Тетя дяди Федора, или Побег из Простоквашино - Эдуард Успенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он так закончил:
— Нет, вы со мной не спорьте: ваша тётя Тамара — большого государственного ума человек.
С ним спорить никто и не собирался.
— Мы с ней одних валенок за прошлую зиму штук двести сэкономили. А уж про шапки с ушами я молчу. Мы с ней на одном сырье можем три года жить. И ещё сэкономить.
Шарик немедленно схватил фоторужьё и пошёл эту государственного ума женщину фотографировать. Она шаг, и он шаг. Она к яблоне подойдёт, и он к яблоне. Она в коровник Мурку погладить, и он в коровник. Она идёт с лопатой в огород, он следом.
Шарик, конечно, набегался за день. Но больше никто его в речку на заготовку рыбы не «бросал». А Матроскина «бросили» в лес на заготовку лесных грибов — опят.
Папу с мамой опять «бросили» на педагогику: последние четыре тома осваивать. А Печкин и Иванов-оглы получили указание перенести пианино из сарая в палатку, а оставшееся время использовать для общения с природой путём «побелки яблонь от кроликов и других насекомых».
— Я думаю, нам не удастся использовать время для побелки от кроликов, — сказал почтальон Печкин.
— Почему? — удивился ординарец Иванов.
— Я слышал, это пианино на станции четыре здоровых грузчика двигали. А нас только двое. Мы весь день его толкать будем, мы умрём, а пианино с места не стронем.
— Эх, Печкин, Печкин, — говорит ординарец Иванов. — Нет у вас гражданской широты мышления. Не видите вы ясных горизонтов.
— А вы видите ясные горизонты?
— Видим. Мы военную хитрость применим, — говорит Иванов-оглы. — Мы будем по очереди то один конец пианино поднимать, то другой. И будем так шагать, пока в палатку не пришагаем.
А пока они так пианино двигали, Иванов-оглы всё Печкину случаи из военной жизни рассказывал.
— Вот помню, наш полк отрабатывал приземление на парашютах в болотных условиях. Мы всем моторизованным полком должны были в одной лесотундре приземлиться. А где ж на тётю товарища полковника парашют взять? Она же у нас двухгабаритная. Её вертолёт и так еле-еле поднимает. Другой бы товарищ полковник растерялся. А наша товарищ полковник не такая. Она нашла выход.
Тут даже папа встрял. Он закричал из сарая:
— Что же она придумала? На верёвке спускаться?
— Какая там верёвка с двух тысяч метров!
— Так что же она — на фанере планировала? — кричал папа.
— Ничего подобного. Она в самоходку села и в ней летела до земли. Мы самоходки тоже на парашютах сбрасывали.
— Фантастическая женщина! — поразился папа.
К вечеру фотографии фантастической женщины были готовы. Папа сходил на почту к почтальону Печкину и купил у него два старых плаката «Прячьте спички от детей». Он эти плакаты соединил и вверху большую надпись сделал:
«ВОЕННЫЕ ПЕНСИОНЕРЫ В МИРНОМ БОЮ».
Потом он фотографии тёти Тамары приклеил. И написал:
«Тётя Тамара — военная патриотка — гладит своею рукою корову».
«Тамара Семёновна Ломовая-Бамбино из патриотических побуждений прививает на яблоню лимон».
«Тамара Семёновна Бамбино объясняет почтальону Печкину основы почтового дела».
«Тамара Семёновна Бамбино даёт первые уроки музыки способному сельскому мальчику».
«Тамара Семёновна смотрит назад, но видит будущее».
А вокруг фотографий бушевало пламя с плакатов про спички, и всё получилось очень патриотично и зажигательно. Такая вышла яркая и сочная стенная газета.
Тётя Тамара собрала всех простоквашинцев у этой газеты и говорит:
— Мне, конечно, неловко, что всё это про меня написано, что другие участники коллектива фотографиями не охвачены. Но для первого раза этот воспитательный эксперимент мы будем считать удачным. Следующий выпуск, я думаю, можно посвятить домашним животным.
«Это кому? — подумал кот Матроскин. — Корове Мурке, что ли?»
С тётей Тамарой никому скучно не было. Однажды она говорит:
— Нет, без постоянной связи с Генеральным штабом военных пенсионеров мне жить как-то неудобно. Поеду я в районный центр телефон устанавливать.
«Мы сто раз пробовали, — подумал про себя Матроскин. — У нас ничего не получилось. Пусть теперь наша танковая тётя попробует».
Тамара Семёновна надела все свои награды, пошла на остановку автобуса и с утра пораньше уехала. С нею вместе, разумеется, уехал Иванов-оглы.
Как только они уехали, все жутко обрадовались.
Во-первых, все спали, сколько хотели.
Во-вторых, завтракали целый час.
В-третьих, после завтрака в карты играли и в лес ходили гулять. И никого не «бросали» на дрова, на рыбу, на педагогику и на пианино.
Шарик решил образованием Хватайки заняться. Он стал его новым словам учить.
Сидит он рядом с Хватайкой и тарабанит: «Сам ты! Сам ты! Сам ты! Сам ты!»
Дядя Фёдор спрашивает:
— Это зачем?
— Как зачем? — отвечает Шарик. — Я тут недавно пришел из леса, вижу у окошка мальчик городской стоит, племянник профессора Сёмина. Стоит и Хватайку дразнит: «Курица ты, курица!» Хватайка в ответ только спрашивает: «Кто там?» да «Кто там?». А если бы он умел «Сам ты!» говорить, он бы ответил: «Сам ты — курица».
— Ладно, — говорит дядя Фёдор, — учи его этим словам. Любое учение в жизни пригодится.
Потом всей семьёй ходили гулять. А когда с прогулки пришли, папа взял самую лучшую фотографию тёти Тамары, наклеил её на лист бумаги и квадратными буквами написал:
«Кандидат в городскую Думу Т.С.Ломовая-Бамбино».
Мама была потрясена:
— Мою сестру Тамарочку выдвинули! Когда же это случилось? Было собрание избирателей? Где?
— Было, — ответил папа. — У нас в погребе. Собиралась инициативная группа.
Он стал дальше писать:
— «Она — военная пенсионерка. Закончила службу в армии в звании полковника. Строга и выдержанна». Правильно?
Все согласились, что это правильно. Папа продолжал:
— «Имеет колоссальный опыт хозяйственной работы. Уверена в себе».
