Книга Дети теней - Мария Грипе

– А что, обязательно нужно все объяснять?

Она подошла, положила руки мне на плечи и, пытаясь поймать мой взгляд, спросила умоляющим голосом:

– Берта, скажи, пожалуйста, что с тобой происходит?

Я отвела взгляд в сторону.

– Ты можешь посмотреть мне в глаза?

– Нет, сейчас не могу.

Сбитая с толку, она помолчала. Затем продолжила, стараясь говорить мягко и с пониманием:

– Ну послушай, дружочек! Конечно, я знаю, это из-за Ингеборг. Вы были лучшими подругами и договорились о черных платьях…

Дальше слушать я уже не могла. Я просто взорвалась.

– Перестань, мама! Ингеборг тут совершенно ни при чем. Я сама не хочу, вот и все!

– Даже если будешь в черном платье?

– Да.

– Но подумай хорошенько… Это ведь касается не только тебя…

– Меня пригласили на Пасху в Замок Роз…

Я прикусила язык. Вот уж чего не собиралась говорить!

Мама обхватила голову руками. Но ей как будто стало легче, она даже слегка улыбнулась.

– Но Берта, дорогая… ты же не хочешь сказать, что…

– Для меня это важно, мама!

Она принялась ходить по комнате. Вид у нее был такой усталый и измученный, что мне стало стыдно.

– Мамочка, прости меня… Но разве мы не можем отложить конфирмацию? В следующем году я не откажусь, обещаю!

Она остановилась и задумчиво посмотрела на меня.

– Ты кого угодно сведешь с ума, честное слово!

И все-таки она не сказала «нет», так что у меня появилась надежда. Но тут в дверь постучали – это была Ульсен. Она хотела поговорить с мамой. И мама, которая явно желала выиграть время, тут же вышла к ней. Я попыталась задержать ее, по ничего не получилось.

– Мамочка, ну пожалуйста, давай договорим! Я должна написать в замок. Они ждут ответа.

Но мама лишь отмахнулась:

– Мне нужно поговорить с папой.

И с чего это вдруг ей понадобилось? В любом случае решала она. Папа, как обычно, был с головой погружен в работу. В этот свой философский трактат, который никак не мог закончить: все время находилось что-то новое, в чем следовало разобраться.

Не знаю, что там происходило между мамой и Ульсен, но, очевидно, терпение Ульсен наконец лопнуло. Часа через два она заглянула в гостиную и сказала, что хочет поговорить с нами обеими. Вид у нее был мрачнее тучи. В конце концов, должна она знать, какую ткань мы выбрали! Она строго посмотрела на меня, потом на маму и снова на меня.

Мама обескуражено пролепетала:

– Ну, вы же знаете, что я думаю. Но может, пусть лучше Берта сама решает?..

А я мысленно была уже в Замке Роз, и этот вопрос застал меня врасплох. Ульсен смотрела нетерпеливо. Не дождавшись ответа, она выпалила на своем звонком норвежском:

– Тогда будем шить черное! Кому это платье надевать, тот и решает. Все!

– Хорошо, – устало согласилась мама, – пусть будет так.

– Отлично! – сказала Ульсен и торопливо покинула комнату, не дожидаясь, пока – не дай бог! – мы снова передумаем. Выходя, она понимающе переглянулась со мной, и я, наверное, должна была в душе поблагодарить ее за поддержку, но, как уже говорила, мысли мои были заняты другим.

На следующий день пришло еще одно письмо от Каролины, совсем в другом тоне. Похоже, она была несчастна.

«Ты знаешь, Берта, что время от времени мне снится один и тот же сон. Кошмарный сон о какой-то тайной комнате без окон. Стены увешаны портретами людей с испуганными лицами, и эти люди смотрят на меня. Но я никого не знаю… Теперь этот сон начал преследовать меня каждую ночь.

Я тебе его рассказывала. Помнишь, две рамы там были пустые, без портретов. Они были похожи на черные дыры, и из них тянуло ледяным холодом. А теперь осталась только одна пустая рама, и она предназначена для меня. Я это знаю. Скоро меня туда засосет. В эту черную бездну. Да, скоро я тоже буду там, застывшая и безжизненная.

Я попыталась разглядеть, кто оказался во второй свободной раме, но мне это не удалось. Я одновременно и хочу, и не хочу знать это.

Помнишь, однажды твой – или наш – отец показал нам портрет дамы с камелиями? Он считал, что портрет был написан сразу после ее смерти, или в те дни, когда она умирала. Мы этого сразу не заметили: она выглядела цветущей, со здоровым румянцем, на лоб ниспадали блестящие локоны. Маленький рот был свежим, как только что сорванная вишня, и казалось, что она – совсем юная девушка. Но была одна странность – лоб ее скрывала глубокая тень, которая, как сказал наш отец, «постепенно погасила свет ее глаз». Я думала, что тень похожа на траурную вуаль, но смысл был в другом.

Тень намекала на то, что эта женщина уже покинула мир живых и перешла в мир мертвых.

Так вот, мне пока не удалось рассмотреть во сне, кто там во второй раме. Возможно, я знаю эту женщину, но забыла, кто она такая. Может быть, она ждет меня?.. Я ее боюсь».

Я помню, Каролине иногда снились кошмары. Об этом сне я слышала несколько раз. Бледная и дрожащая, Каролина приходила ко мне утром, садилась на край кровати и начинала говорить. Описав сон от начала до конца, она обычно успокаивалась. И всегда повторяла, что я – единственный человек, которому она может это рассказать.

Письмо заканчивалось следующим постскриптумом:

«Не беспокойся, что я себя разоблачу. Можешь на меня полностью положиться. Я все предусмотрела. К вам я приеду, разумеется, не как твой „брат“, а как сестра. Это для Леони. А для всех вас я буду, как обычно, бывшей горничной. Леони совершенно очаровательна, но, прямо скажем, не семи пядей во лбу. При этом она достаточно умна для того, чтобы не задавать лишних вопросов. И умеет молчать. Два ценнейших качества! Без них я бы не решилась взять ее с собой. Так что не волнуйся. Леони верит мне слепо и не упадет в обморок от изумления, увидев меня в юбке. Такие вещи кажутся ей просто забавными».

Я должна была срочно поговорить с мамой! Она вместе с Ловисой пересаживала комнатные растения на застекленной веранде.

– Мама, мне нужно поговорить с тобой. Наедине.

– Ты разве не видишь, что я занята?

Тут вмешалась Ловиса, добрая душа.

– Я сама все доделаю, госпожа. Здесь немного осталось. Пусть девочка расскажет, что хочет!

Я поблагодарила Ловису и потащила маму в дом. У меня ум заходил за разум, сама я разобраться не могла. Я просто не знала, чего хочу. Конечно, я бы с удовольствием съездила в Замок Роз. Но точно так же мне хотелось, чтобы Каролина приехала к нам – одна или с Леони.

Мы вошли в мамину комнату. Она закрыла дверь и теперь стояла, молча глядя па меня. Ждала, когда я сама заговорю. И я начала без обиняков: