Книга Бывших не бывает - Евгений Сергеевич Красницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнце медленно вставало над невысокими каменистыми холмами. Не было никаких багровых туч, кровавых сполохов и зловещих знамений, о которых так любят писать хронисты. Обычное утро. Солдат подняли до света, так что мы встречали восход, уже набив животы кашей из дроблёного ячменя, вяленым мясом, луком и сыром. Бойцы сидели на земле – незачем утомлять их раньше времени.
«Наша позиция осталась прежней, да и варвары утром обнаружились на старом месте. Только вот сегодня сельджуки будут умнее и не наступят дважды на одни грабли. За вчерашний день они убедились, что одним натиском нас не взять. Сегодня нами сначала займутся конные лучники. Мы потеряли слишком много конных и пеших стрелков, и у нас слишком мало стрел, чтобы им как следует противостоять. Так что они сначала размягчат нас, и только потом пойдут в атаку, а Вурца и Камицу до времени свяжут боем, чтобы они не смогли прийти к нам на помощь», – такие мысли бродили у меня в голове, впрочем, как выяснилось, не у меня одного.
Вурц на неизменном белом жеребце подскакал к нам.
– У меня две новости, Макарий – хорошая и плохая! – попытался спрятать беспокойство за показным весельем дука.
– Начни с хорошей, светлейший, плохую я сам вижу. Похоже, львиная доля конных лучников сегодня достанется нам.
– Верно, но мне есть чем тебя обрадовать – базилевс на подходе. Георгий Левун пробился. Час назад до меня добрался гонец от базилевса, войско будет здесь чуть позже полудня. Нам надо выстоять пять-шесть часов.
– Только это будут дерьмовые шесть часов.
– Согласен, но это лучше, чем двенадцать! Строй солдат на молитву, скоро ублюдки пронюхают о подходе базилевса, и тогда начнётся…
– Слушаюсь, светлейший!
– Макарий!
– Да, светлейший!
– Я мало что смогу сделать сегодня, чтобы помочь пехоте, у меня нет резервов, но что смогу – сделаю!
– Спасибо, светлейший!
– Береги себя и своих, хилиарх! Империи нужен будет каждый меч!
– Да, светлейший!
Служба шла торжественно и сурово. Молитва об одолении супостата была одновременно и благодарственным молебном и панихидой, и неважно, какие слова произносил при этом священник. На пороге смерти каждый сердцем обращался к Создателю. На самом деле здесь и сейчас обряд был неважен, он просто создавал настрой, волну, поймав которую человек может беседовать с Богом сам, без помощи священников, епископов и патриархов. Именно это и придавало последнему для многих и многих из нас богослужению неземное и суровое величие…
Оглядываясь на прожитую жизнь, я думаю, что долг каждого священника стремиться к тому, чтобы его паства могла открыть Господу своё сердце и всегда беседовать с Ним без слов, как дети могут разговаривать с родителями – сердце с сердцем.
Завывания муэдзинов на той стороне смолкли. Теперь и они были готовы. Рев карнаев – огромных, в рост человека рогов – возвестил, что пришел наш собственный судный день. Конные лучники турок двинулись на нас.
– В «черепаху»! Стрелкам приготовиться! – резко бросил я.
– Да, хилиарх! – отозвался декарх трубачей, и буксины повторили мой приказ.
Щитоносцы сбились тесными прямоугольниками и закрылись щитами со всех сторон. Те, кому выпало стоять в глубине строя, подняли свои «сырные тарелочки» над головой и подпёрли копьями. Никто не знал, сколько придётся стоять вот так под стрелами, каждый миг ожидая, что свистящая смерть просочится в щель между щитами и найдёт тебя. Не больно-то весело, но только так тяжёлая пехота может долго выносить такой обстрел, какой нам уготовили сегодня магометане.
Если гоплиты сбивались щит к щиту, то стрелки, наоборот, старались встать как можно реже, чтобы не мешать друг другу и не быть слишком уж заманчивой целью. Эти храбрые парни прекрасно понимали, что не смогут заставить замолчать своих противников, но собирались сделать всё возможное, чтобы не позволить варварам спокойно стрелять. Кожаный доспех стрелка или скирита не спасёт от стрелы, так что лёгкая пехота надеялась на свою подвижность и меткость. Мы были готовы.
Рысью доскакав до рубежа уверенного выстрела, турецкие ублюдки разом вскинули луки. Я приготовился рухнуть на колено и поднять щит, как только станет понятно, куда придётся первый залп, но не успел.
– Бей! – рявкнули хором Дамиан и Ипатий, рожок взвизгнул, и туча стрел и пращных ядер понеслась в сторону турок, на удар сердца опередив их залп.
– На колени, хилиарх! – рука одного из ипаспистов рванула меня за плечо, а нога второго в тот же момент ударила под колено. Когда такой трюк проворачивают с тобой неожиданно, защититься от него крайне трудно, и я в мгновение ока оказался на коленях, закрытый со всех сторон щитами ипаспистов.
– Чёрт вас возьми, засранцы! – вызверился я, но мой гнев не произвёл на телохранителей ни малейшего впечатления.
– Прости, хилиарх, но уговаривать тебя было некогда, да и бесполезно. Вы со светлейшим слеплены из одного теста, так что мы привыкли в случае нужды поступать по-своему, – ухмыльнулся старшина ипаспистов.
– Я тридцать лет назад научился самостоятельно вытирать задницу, декарх! – мой гнев никак не желал отступать.
– Сожалею, хилиарх, но у нас приказ защищать тебя любой ценой, даже если ты будешь мешать нам это делать, – старый ипаспист был непоколебимо спокоен.
– Какого чёрта?!
– Когда дука приказывает, его приказ следует выполнять, – терпеливо пояснил мне декарх, – а теперь пригни голову и не всовывайся!
Стрелы, стрелы, стрелы… Воздух загустел от них, как сироп. Свистящая смерть. Только когда стрел много, они не свистят. Вместо свиста какой-то неведомый великан раз за разом раздирает гигантский холст. Треск, шорох, визг, а потом удар! Стрела с хрустом впивается в дерево щита или отскакивает от бронзовой оковки. Раз за разом тяжкий удар отдаётся в руку и остаётся в ней навсегда. Терпи, если хочешь жить, солдат!
Тяжёлая пехота сжималась под щитами. Ощущение времени пропало. Я не мог сказать, сколько мы уже стоим под обстрелом – час или год. Раз за разом стрелы находили дорожку, и тогда в строю кто-то падал. До смерти убило немногих[13] – мы носили хорошие доспехи
