Книга Amicus Medicus. Ложная тревога - Тим Фелтон

Тим Фелтон

Amicus Medicus. Ложная тревога

Берик продел цепь фургона в кольцо столба, сомкнул звенья замком, повернул ключ, кинул в карман. Вдвоем с Кинусом они распрягли Звездочку, отвели лошадей на конюшню постоялого двора и отправились в обеденный зал, где уже ждала их Марита.

— Надеюсь, ты заказала жареного карпа? — устало поинтересовался Берик. — Или забыла, что здесь это коронное блюдо?

— Берик, опять ты за свое. Нельзя тебе жареное.

— Да я не о себе беспокоюсь… — ухмыльнулся Берик. — Пусть молодые приобщаются к лучшему! — он с улыбкой взглянул на Кинуса, который оглядывался по сторонам, будто ожидая увидеть нечто необычное на светло-розовых стенах и потолке залы. Он уже понимал, что в каждом следующем городе, видимо, будет то же самое: постоялый двор, обеденный зал для проезжающих, уютно тесные комнаты, один туалет на всех, благо не на улице, одинаковые диалоги коллег-медиксов, одинаковые очереди страждущих. Кажется, он начал привыкать к их кочевой жизни. И она его вполне устраивала.

Мальчишка в фартуке начал приносить посуду, с кухни потянуло запахами еды, заглохшее было чувство голода резко дало о себе знать.

Перед Кинусом водрузили глиняную сковороду с жареной рыбой, приправленной соусом из зелени. Берику и Марите подали кашу.

— Ну что, Кинус, вкуси лучшего блюда Тариса! Пока желудок позволяет… — усмехнулась Марита, — нам, старикам, приходится брать что помягче.

— Спасибо! — спохватившись, промямлил румяный от такого внимания юноша, уже жуя первый кусок. Рыба оказалась суховатой, но вкусной, а соус кисловатым и очень острым, пришлось часто прикладываться к прохладному взвару из кувшина. Взрослые, как он называл про себя старших коллег, пили молоко. Кинус пропустил мимо ушей, что Марита назвала себя и Берика «стариками». В двадцать дорога до сорока кажется очень длинной.

После ужина к старшим пришел цирюльник со списками пациентов на завтра. У Кинуса уже не было сил следить за разговором, он извинился и ушел спать.

Наутро, после завтрака, немного скомканного из-за присутствия цирюльникова подмастерья, дожидавшегося их с пяти утра, они отправились на площадь. По-деловому распаковали принадлежности для приема пациентов из повозки. Экипаж Помощи Веры, как его напыщенно именовали в братстве, не был настолько вместителен, чтобы пускать больных внутрь. Да и хранящиеся в нем ящички с лекарствами и инструментами — слишком большая ценность, чтобы так делать. Поэтому под специальный навес от солнца выставляли раскладной стол, табуреты, ширмы и коврик. В таких походных условиях братья и сестры-прозелиты осматривали, вели записи, выдавали мази, порошки, настойки и микстуры. Основную работу утром вела Марита. Кинус наблюдал, сверял списки пациентов, подавал инструменты, бегал за едой, отгонял чрезмерно любопытных зевак, которых иногда упускали стражники, стоявшие поодаль, следил за мальчишкой-подмастерьем, чтобы тот вовремя выносил ведра с отходами. Берик выдавал берестяные баночки с мазями и порошками, инструктировал тех, кто не умеет читать, то есть практически всех и каждого, вправлял вывихи, накладывал швы, пускал кровь. Как и в каждом городе на их пути, постепенно собралась толпа, хотя по правилам на прием за весь день могли попасть только заранее записавшиеся человек тридцать. Но всегда были желающие просто поглазеть, поговорить, пожаловаться на цирюльника или же попасть без записи, в надежде, что кто-то не придет или братья будут в хорошем настроении и задержатся ради них. Хозяин постоялого двора приволок большой самовар и торговал взваром. Мальчик в фартуке обносил народ пирожками и калачами. Через некоторое время подтянулись другие разносчики. Такую картину Кинус наблюдал в каждом городе на пути. Везде находились бездельники, готовые в День прозелитов выйти на площадь и поболтать, чем старались воспользоваться по максимуму представители торгового сословия. Однако желающих похулиганить и заглядывать за ширмы в Тарисе оказалось меньше обычного. Дело шло к полудню. Кинус начал скучать. Хорошо, что день выдался ясный, но не жаркий. Шишки, ячмени, вывихи, водянка, жалующиеся на все подряд старушки уже порядком примелькались за месяц с небольшим.

После перерыва на обед, слишком короткого, по мнению изрядно утомившейся Мариты, зеваки начали расходиться по домам, работа пошла по-накатанному, бойчее. Взрослые братья поменялись местами, и ближе к вечеру, когда на площади осталось только несколько больных, Берик начал поручать Кинусу в одиночку накладывать мази, фиксировать стигмы болезней в тетради, и даже проводить полный прием, с назначением лечения — в общем, потихоньку приобщать к настоящей работе. Конечно, это не должно было быть слишком сложным, ведь он помнил почти все пятерки стигм и восьмерки дополнительных знаков каждой из сотни главных болезней, перечисленных в большом Курабилисе, и признаки всех восьми болезненных состояний из Патологии, иначе бы его не рекомендовали к службе в Экипаже. Но с назначением лечения, если это был не обычный нарыв или кашель, почему-то было не так просто. Взрослые братья практически мгновенно называли нужный препарат, пока свежевыпущенные медикусы вспоминали и сопоставляли сочетания признаков и стигм с нужными стихиями и веществами. Годичная практика в клинике Академии улучшила дело, но не настолько, насколько хотелось бы Кинусу. Он с отчаянием думал, что ему никогда не достичь этого блеска мастерства. Никогда он не будет уверенным, стремительным росчерком скреплять запись в рецепте, авторитетно объявлять: «Вам назначен истодум вернотум. Будьте здоровы!». Никогда его не позовут лечить знатную особу, как позвали Мариту вчера вечером, как ее звали почти в каждом городе на пути… А здорово было бы взглянуть, как живут сеньоры, и особенно — на их жен и дочек… Но нет, он будет часами сидеть, как сейчас, записывать обозначения стигм для памяти и листать толстенный Коллекториум. И в конце будет мяться, без уверенности, что сделал правильное назначение. Хоть Берик и уверял его, что с опытом все будет быстро и точно получаться… Кинус хорошо помнил, как два года назад из братства «отпустили» (фактически — выгнали) Фабио Тонти, у которого больной умер от неправильного лечения прямо в клинике Академии! После этого случая все назубок затвердили, что на твердый нарост павия тулис категорически нельзя накладывать компресс с кубелой поникшей, иначе быстро развивается гангрена.

Кинус поднял голову от Коллекториума. Берик и больной смотрели на него, с разными выражениями на лицах. Полуседой загорелый крестьянин с пузиком, сидевший напротив, — с сомнением и надеждой. Брат, стоявший за его спиной, — с терпением.

— Предполагаю, что у вас воспаление, именуемое морулус панкреас. Должно быть предписано есть только белое, а не темное мясо, не реже двух раз в день, не пить и не есть сырого, жареного, холодного, соленого, сладкого,