Книга Золотая лихорадка - Николай Задорнов

— Чего пел моей подружке?

— Она спросила, откуда приехал.

— А ты че?

— Из Парижа.

— А она че?

— Смеется, читала! Как, говорит, съездил.

— А ты че?

— Я сказал, мол, сравнивать ездил, кто лучше. Только ее там вспоминал… А она надулась!

Егор приподнялся. Иван уселся подле его кровати, и оба они тихо посмеивались, словно на некоторое время к обоим вернулась их ранняя молодость.

— Я сам виноват, — сказал Егор, — думал, что людям хорошо и никто не тронет. Не берегся. Сашка говорил мне, хотел телохранителей приставить, а я не послушался.

* * *

— Паря, надо слушать. Что смеяться, скажу, что надо все знать и ушами нигде не хлопать. Мало что нас на приисках бьют, рвут в клочья, топчут. Я бывал на бирже, золото идет рекой, бумаги, акции. Егор! Вспомнил я, что не зря мы тот год с тобой говорили. Скажу, надо открывать банк. Золото роем, добываем и его не видим. Мало что это золото пропиваем. Этим золотом нами же потом управляют. Я и прежде знал это, сколько мне раньше Барсуков говорил. И когда я в Калифорнии был, видел много золота. Но такого потопа еще не видел. Война, дележ, ссора от всего, идет своя выгода. Хватают острова, негров, кричат «свобода» и тут же всех и хлещут, и давят, и стреляют, и грабят чужих и своих.

— А разве можно свой банк открывать? — спросил дед.

— Богатому все можно! — ответил Иван.

Вошел Петрован. Что-то буркнул, попочтительней хотел поздороваться. Взял ружье и ушел.

— Под праздник у стариков гулянка, а у молодых — стрельба, — сказал дед. — Бабам — разговоры, у ребят, орехи, семечки…

— Я омолвился в Иркутске сибирякам, что хочу открыть банк, так сразу нашлись охотники и стали предлагать войти в дело. Жалеют, что доступ иностранным коммерсантам у нас ограничен. Говорят, надо транспорт, проводить железные дороги, и надо менять законы империи. Открыть широкий доступ иностранного капитала! Почему, мол, к золоту иностранцев не допускают! Мол, глупо! Весь мир открыт, а Сибирь закрыта. Они бы отсюда много выкачали! А прииск без тебя не погибнет?

— Нет. Я им говорил, чтобы мука всегда была. А остальное подвезут и сами добудут.

— Кто же тебя?

— Не знаю. Там кто-то живет в тайге. Не инородцы, а какие-то лесовики, сектанты. Где-то ходят. Их не найдешь. Может быть, теперь Сашка их изловит. Меня еще три года тому назад на той речке первый раз стреляли, да промахнулись. Человека я сам видел.

Ничего подобного никогда и никому Егор до сих пор не говорил.

— Ты не бредишь? — спросил Иван.

— Нет. Я Александру сказал еще первый год, чтобы Ваське не дозволял от прииска далеко отходить. Когда разгонят, то сами все уйдут.

— А когда разгон?

— Не знаю. Но будет. У людей все же золото останется.

— Этого золота надолго не хватит. Товар этот у мужика не залежится. Его живо выкачивают. Он уйдет все тем же путем, через границу, в Шанхай, а оттуда во французские и английские банки, все на те же весы, чтобы нас же своей тяжестью перетянуть.

* * *

— Я теперь всем говорю, что не хочу быть богатым после того, что видел, — сказал Иван, сидя вечером с Егором. — Но это неверно, Егор, я зря говорю. Надо быть богатым. Богатство двигает все, золото удержит тот, кто хочет добиться своего. И нам надо быть богатыми, Егор. Я уж жалею, что на сотни тысяч рублей сдавал золота, за бесценок, и оно пошло все туда же. Даже государственные казначейства во всех странах должны банкирам, банкиры дают субсидию на войну, и ловко это делают. Я был в гостях у банкира. Их дома в нескольких государствах. Жалко отдавать им наше золото после этого. Надо бы его держать, собирать. Казна задумала сделать золотой рубль. Значит, за песок можно будет брать золотые. Куда мы без денег! Я еще до поездки задумал с Афанасьевым открыть частный банк. Надо бы сделать его как-то общим, чтобы крестьяне несли вклады, золото, песок, самородки. У нас была бы сила, со временем мы ворочали бы большими делами. Подумай, Егор.

— Куда же эти капиталы? — спросил дед.

— Рядом океан. Он ничей. Вернее, все зарятся… Азия не чужая нам! Я же азиат, уж сколько поколений мы гураны! О своем беспокоюсь. Помнишь, паря дедка, ты меня бичом оттянул?

— Это помню еще, — сказал дед. — Старое лучше помню.

— Ты думаешь, за кого тебя чуть не убили? За справедливость? Нет. За банкиров! И все! Люди боятся кабалы…

— А бога забываем, — сказал дед.

Бабка поставила перед гостем деревянную латку с кедровыми орехами. И все стали щелкать орехи, как когда-то давно, в первые годы.

Стемнело. Вошли Татьяна и Дуняша. Иван продолжал рассказывать… Потом спросил Дуняшу про Пахома.

— Оп в отъезде. Бабушка зайти вас просила.

— Как же! Даже непременно! — обрадовался Иван. — Я так и хотел. Завтра?

— Как вам угодно будет.

— Закон старый! Петербургу удобно, чтобы серебрянка шла из Иркутска. Там сплав золота. А могли бы тут свой сплав золота произвести, — продолжал разговор Иван.

— На прииске печь для сплава хотели строить.

— Паря, слыхал! Петербург все вожжами к себе притянул и качает золото. А ведь из-за этого еще больше его уходит контрабандой на Кантон, в Шанхай. И оттуда опять в те же банки, только не через Сибирь, а кругосветным. Я золотыми дорогами проехал. Калифорнию тоже вытряхивают так же. Правда, у нас так же, но не для себя. Все лучшее у нас выскользает, а строят у нас винокуренные заводы, народ обучается пить. Паря, считается государственной обязанностью. За трезвость тебя исправник еще прежде не любил. С трезвого так не сорвешь. Герцог Лейхтенбергский, граф Игнатьев… В Париже — Ротшильд. Смешно, паря, и страшно, как люди губят друг друга из-за золота, рвут из рук, трясутся. И гибнут и продаются… И хорошие женщины гибнут зря. Паря, я даже подозреваю, не зря ли война. Я посмотрел и подумал, за что они там воюют. Пишут в газетах — война не для народа, для богатых. Все прочитают и опять же воюют, опять погонят народ, обуют, оденут, выкормленных. А кто-то же их родил, нянчил, дураков. Да мы лошадей больше жалеем. Кого убили в тайге, так уже все знают, столько разговоров…

* * *

Иван пошел к Бормотовым. Там появилось угощение. Старики просили Ивана довезти Дуняшу до Тамбовки на пароходе.

— Ильи-то нет, скучает. К матери гостить собралась, а непогода, — толковала Анисья, — сделай угождение. Любил, поди, когда-то дивчину, окажи ей покровительство, а то ей с детьми-то в лодке…

— Поезжай с ним! — сказала Арина. — Он тебя довезет.

— Да я за день сама доберусь! — отвечала Дуняша.

— Да что уж ты! Поди-ка, свой человек — обидишь! Он просит тебя. Не шути, осеннее время! С детьми-то не шути. Какая удалая нашлась!