Книга Конец Смуты - Иван Оченков

— Смотри Катарина, эта куница очень идет к твоим глазам, тебе непременно надо сшить шубу из нее.

— Простите, ваша светлость, но это ваш подарок…

— Вздор, ты заслуживаешь их ничуть не меньше чем я. В конце концов, можешь считать это моим капризом, здесь довольно меха, чтобы украсить и меня и тебя, да еще и останется. А беличьими шкурками можно осчастливить служанок!

— Вы так добры ко мне, но если позволите, я полагаю можно распорядиться ими лучше.

— О чем ты?

— Я полагаю было бы лучше их продать. Мы, разумеется, не бедствуем, однако кто знает, что будет завтра.

— Ты, правда, так думаешь?

— Да, вашей светлости могут понадобиться деньги, а взять их будет неоткуда. Здешние бароны и дарловский магистрат палец о палец не ударят, чтобы помочь вам в случае нужды.

— О какой нужде ты говоришь?

— О боже, о любезном брате вашего покойного супруга Филипе Набожном. Или вы забыли какие козни строил вам этот несносный лицемер!

— Нет, не забыла, но вряд ли он решится что-нибудь предпринять против нас теперь. Кажется, Иоганн Альбрехт достаточно напугал его в последний раз.

— Герцог Мекленбургский теперь далеко, ваша светлость. Будь он у себя в Шверине или Гюстрове, или же в Швеции я бы ничуть не беспокоилась. Но он в Москве. Это просто ужасно далеко и если герцогу Филиппу придет в голову поквитаться, то его ничего не удержит.

— Но Иоганн оставил здесь гарнизон…

— О, полсотни мушкетер во главе с этим недалеким лейтенантом Раушенбахом, это большая сила! Но я бы не стала рассчитывать только на нее.

— Послушай, Катарина, я не верю, что он оставит нас в беде.

— Вы вольны верить во что угодно, но он слишком далеко сейчас, чтобы быстро прийти на помощь в случае необходимости.

— Ты думаешь, он не вернется?

— Вы не хуже меня знаете ответ на этот вопрос. Он женат на королевской дочери, его выбрали царем в далекой и огромной стране. Вряд ли мы увидим его еще хоть раз в Дарлове.

— Да, ты права, моя дорогая, я всего лишь обманываю себя. Но, боже мой, как сладок этот обман, как не хочу я менять его на сухую и пресную правду!

— Агнесса, вы должны быть сильной, — с тревогой воскликнула фрейлина, — если не ради себя, то хоть ради вашего сына!

— Ты говоришь сейчас прямо как он. Да, ты права, я должна быть сильной ради маленького Иоганна. Я не хочу, чтобы он скитался как его отец и потому справлюсь.

* * *

Среди многочисленной шляхты Речи Посполитой были люди разного сорта. Случались среди них благородные воины и жадные разбойники, набожные католики и бессовестные безбожники, умелые руководители и отъявленные анархисты, но, пожалуй, не было доселе человека имевшего все эти достоинства и недостатки одновременно. Но именно таков был полковник Александр Лисовский. Уже много лет не знал он иной воли над собой кроме сакрального: — «я хочу!» Необузданные желания руководили этим человеком и вели его по дороге судьбы. Он не боялся короля, хотя кто его боится в Речи Посполитой! Он не боялся баниции от братьев-шляхтичей, ибо только сам себе был мерилом чести и добродетели. Наконец, он не боялся и церкви, хоть и полагал себя благочестивым католиком. Никто в республике двух народов не мог сравниться с ним в лихости и отваге. Никто доселе не решался бросить ему вызов и Лисовский обоснованно полагал, что нет ему равных. Впрочем, все когда-то случается в первый раз. Первый звоночек прозвенел больше года назад. Тогда к нему пришли иезуиты и пообещали, что посодействуют в снятии баниции если он захватит одного человека. Занятый другими делами полковник лишь рассмеялся им в лицо, — «на что мне снятие баниции, если я сам себе господин?» Тогда ему пригрозили интердиктом, но и он вызвал у Лисовского лишь усмешку. Впрочем, подумав, он согласился и передал это поручение своему хорунжему Анджею Муха-Михальскому. «Много чести», — сказал он иезуитам, — «чтобы я сам гонялся за каким-то немецким князьком». Больше он своего хорунжего не видел, а князька дикие московиты выбрали своим царем. Во второй раз их пути пересеклись под Калугой. Полковник стоял в тамошних лесах с небольшим отрядом, дожидаясь пока войско московитов пойдет на Смоленск, чтобы действовать у них в тылу: нападать на обозы, перехватывать гонцов. Такую войну Лисовский любил. Но проклятый мекленбуржец снова спутал ему карты, сам явившись в Калугу и в яростной схватке рассеявший польские отряды осаждавшие русский город. Полковнику тогда чудом удалось уйти, потеряв почти весь свой отряд. И вот опять, пересеклись их пути. Захватив штурмом Смоленск, герцог Иоганн проделал рейд ни хуже самого Лисовского и изгоном взял Ригу. Но сколько веревочке не виться, а конец все равно будет. Ограбив большой торговый город, мекленбургский выскочка решил ускользнуть с добычей. Причем, явно не желая делиться награбленным с войсками, бросил их оборонять ненужную ему уже Ригу. Этой наглости стерпеть было уже не возможно, и, получив известия о том что герцог покинул город, полковник бросился в погоню. Миллион злотых не такая вещь чтобы ей распоряжались непонятные немецкие князьки.

Впрочем, Лисовский вскоре убедился, что встретил достойного противника. Трижды его люди брали след, и трижды проклятые еретик обводил их вокруг пальца. Казалось, он приделал к возам с серебром крылья и потому тащил их не оставляя следов на грешной земле.

— Пан полковник, пан полковник, — отвлек Лисовского от размышлений гонец, — мы нашли их следы!

— Слава Иисусу, а то уж я думал, что их черти в ад утащили, показывай!

Полковник махнул буздыганом* и поскакал вслед за посыльным, слыша, как следом за ним движутся его братья-шляхтичи. Углубившись в лес, он вскоре услышал, как под копытами чавкает грязь.

— Неужто этот проклятый еретик спятил и потащил возы с серебром через болота, — недоуменно воскликнул один из его спутников.

— Не иначе он знает эти места, или нашел хорошего проводника, — пожал плечами посыльный, — мы от того и не могли долго их сыскать, что не думали что они полезут в болота.

— Ничего, найдем и в болотах, — осклабился Лисовский, — вот что братья-паны, вы знаете мой обычай. Все что мое — ваше, а все что ваше то — мое! Скоро мы захватим такой куш, что каждый из нас сможет стать магнатом, но очень прошу, возьмите живым этого проклятого герцога, у меня к нему уж больно много вопросов!

Навстречу им из кустов выехал шляхтич Иона Лютович, один из немногих уцелевших в бою под Калугой. Много было талантов у этого славного пана, но главный был в том, что во всяком лесу, чувствовал он себя как дома.

— Это точно они, и теперь я знаю, как им удавалось водить нас за нос, — проговорил он, протягивая руку полковнику.

Тот пригляделся и присвистнул, в руке Ионы была горсть серебра.

— У них бочонок с воза упал, да раскололся. Большую часть они собрали, но время поджимало и кое-что осталось.

— Славно, — скупо похвалил его Лисовский, — а почему ты говорил они такие ловкие?