Книга Усмешка тьмы - Рэмси Кемпбелл

– А вы сейчас о каких таких «нас» говорите? Где ваша банда? В кармане завалялась?

Марк смеется. Питчек – тоже. Не знаю, кто из них сейчас злит Николаса больше, но я однозначно должен пресечь назревающее членовредительство и убрать ножи. Я тянусь к разделочной доске.

– Объяснитесь-ка! – требует Николас.

Я обращен лицом к ним ко всем, при этом двигаюсь так плавно, что никто не замечает.

– А что я непонятного сказал, грамотей вы наш? – интересуется Колин. А мне вот интересно, поместятся ли все рукоятки разом в мой кулак.

Посреди этих размышлений вклинивается голос Марка:

– Саймон! Чего это ты так уставился на ножи?

– Боже, – восклицает Биб, – а сейчас что с ним не так?

– Может, он тоже хочет сказать что-нибудь, – предполагает Джо.

– Именно! – глаза Марка сияют, его голос становится необыкновенно торжественным. – Саймон, ты должен сказать, что ты думаешь о фильме.

– Ты – правомочный глашатай Табби, – соглашается Колин. – Никто не знает о нем больше, чем ты. Ты – кладезь всех знаний. Ты – и никто другой.

– Только сядь сначала, – умоляет Биб. – Мы за тебя волнуемся.

А мне страшно открыть рот – я на самом краю. Садясь за кухонный стол, я хватаюсь за коробочку от DVD-диска. В моих руках она не кажется мне оружием вроде того же ножа – нет, скорее, ножнами.

– Ну что ж, – подводит черту Уоррен, – Саймон, объясни нам, в чем ценность Табби Теккерея.

– В чем целостность сельдерея? – выдаю я, запинаюсь, пробую снова: – Мерзость, леденея. Цельность елея. Бясь.

После каждой моей отчаянной попытки Марк хихикает все громче и громче, и когда язык окончательно меня предает, он хохочет вовсю. К нему подключается Кирк Питчек, а затем и Колин, тот даже аплодирует. Они что, думают, это все шутка? Я мертвой хваткой вцепляюсь в футляр от диска, на лице цветет идиотская ухмылка, и я все еще надеюсь выдавить хоть одно внятное слово. Джо хохочет, запрокинув голову, и Натали от него не отстает. Интересно, будет ли им так же смешно, если мои запинки превратятся в хрипы задыхающегося? Футляр трещит у меня в руках, и я рад, что не взял ножи – столкнись я с потоком такого откровенно ехидного злорадства, как бы я удержался, чтобы не ответить им, не ответить им всем?

Я больше не в силах понять, что за слова пытаются сойти с моих уст. Вероятно, это безобразие могла бы остановить шутка определенного сорта, например такая: мой мобильник ни с того ни с сего выдает заливистые трели, желая мне счастливого Рождества и Нового года.

Я с силой вдавливаю кнопку – скорее чтобы отключить веселый мотивчик, нежели чтобы принять вызов. На мгновение я представляю, что песенка разбита на слова, и тогда я понимаю, что размытые голоса выводят другой текст. Мои родители, надо полагать, помнят, что сегодня – мой день рождения, если, конечно, не изменили своим привычкам и не легли спать. Их голоса звучат так близко, будто они в соседней комнате. И несмотря на то что ощущение телефона в руке кое-как вернуло мне дар речи, контроль за языком – по-прежнему проблема.

– И в коже рана, – лопочу я. – Еще тирана.

– Саймон, завязывай, – говорит Биб. Упрекает меня, словно ребенка.

Я делаю над собой усилие – так, что нижняя челюсть начинает мелко дрожать.

– Еще же рано.

– Почти полночь, – сообщает Николас, глядя на свой, без сомнения, настоящий «Ролекс» и выглядя настолько же смущенным, насколько плохо я себя чувствую.

Как долго я нес чепуху о Табби?

– Пусть это будет твой год! – говорит отец.

– Желаю тебе наконец понять, как много тебе дано, – добавляет мать.

С каких это пор они стали прибегать к таким выспренним формулировкам? Звучит так, будто они читают с листа сценарий.

– Вы тоже… поймите… – кое-как выговариваю я.

– А мы уже поняли, – говорит отец.

– Поняли сразу, как только произвели тебя на свет, – говорит мать.

– Что ж, – выдавливаю я, – счастливого Нового года.

– И тебе счастья! – взвизгивает восторженно мать.

– Твоя леди и ее мальчик – они с тобой? – спрашивает отец.

– Мои родители, – поясняю я, передавая трубку Натали.

– У вас там еще не поздно? – спрашивает она. Скорее всего, в шутку – она ведь уже пожелала им всяческого счастья – но мне почему-то слышится раздражение в ее голосе. Когда трубка попадает в руки Марку, я чувствую его непокорность еще до того, как он открывает рот:

– С Новым годом, бабушка. С Новым годом, дедушка.

Биб делает большие глаза, вздымает брови. Я хотел было спросить у родителей, что же они такого сказали, чем так сильно позабавили Марка, но когда трубку передают мне, в ней уже одни гудки.

– Вот сейчас – и правда Новый год, – объявляет Биб.

В самом деле – я слышу бой часов, крики, фейерверки, чей ужасный грохот напоминает разрывы бомб.

– Это все в честь твоего дня рождения, Саймон, – говорит Марк.

– Не думаю, что мистер Лишенец такая важная персона, – возражает Николас.

И теперь я почти на все сто уверен, что не ослышался – именно так он меня и назвал. Блеск ножей вспыхивает в мозгу с новой силой. Кирк, похоже, опасается стать свидетелем некрасивой сцены, поэтому он отчаливает в сторону двери, прощаясь на ходу:

– Счастливого Нового года всем, и спасибо за гостеприимство родителям Натали. Нам, пожалуй, пора.

– Счастья всем и спасибо за вечеринку, – вторит ему Колин.

Они покидают кухню с такой скоростью, что я нервничаю – особенно когда вспоминаю, что забыл кое-что сообщить.

– Когда ты собираешься в офис? – окликаю я Колина.

– Когда-нибудь в этом году, – пожимает он плечами.

– Только не смейся сейчас, хорошо? – говорю я и понижаю голос, чтобы Биб не услышала: – Та распечатка – единственная копия моей писанины, – эти слова предназначены скорее Кирку, нежели ему. – Вирус обкорнал мой файл.

– Не может быть, – заявляет выскочивший чертиком из табакерки Джо. Заявляет этаким обвинительным тоном – видимо, стремясь обелить свою жалкую репутацию компьютерного профи. Я хочу заткнуть его как-нибудь – но тут Кирк коротко спрашивает:

– Когда?

– Когда вы в следующий раз будете где-нибудь неподалеку?

– Сегодня мы тут точно задержимся.

– Тогда не могли бы вы забрать все сейчас? – когда Кирк с некоторой неохотой кивает, я добавляю: – Я поеду с вами.

– Что-то мне не верится… – гнет свое Джо. Я не собираюсь тратить время даже на обдумывание того, какое ему вообще собачье дело до меня и моих проблем.

– Я сделаю копию, – говорю я. – Второй экземпляр. На всякий пожарный.