Книга Беглец - Алгебра Слова

Тот снова кивнул.

* * *

– Я учился у вас, в России, – самодовольно произнес приехавший через час доктор. – Понимаю по-русски. Ее на спину переворачивайте. Что у вас произошло?

Семеныч молчал.

– Что случилось? – мужчина перефразировал предложение, предполагая, что изначально неправильно выразился.

Семеныч аккуратно вытащил подушки и мягко опустил Ее на спину. Покосился на доктора и опять промолчал.

– Вы знаете, что произошло до того, как она оказалась в этой постели? – мужчина в третий раз попытался выяснить причину вызова.

Семеныч вздохнул, выдохнул, и выпалил:

– Или она выбиралась из горящего дома, или она упала с большой высоты, или…

Доктор поднимал Ее веки, заглядывая в зрачки, выслушивал дыхание, щупал пульс, пальпировал тело, поворачивал голову, проверял мышечный тонус, осматривал небольшие ссадины и синяки. Семеныч видел, что Она ни на что не реагирует. Доктор обернулся к нему:

– Или?

– Вирус Марбург.

Брови доктора поползли вверх от непомерного удивления. Он протер салфеткой вспотевший лоб.

– Я вызову машину. Ее необходимо обследовать.

– А вы за рулем? – спросил Семеныч. – Я Ее одену и сам понесу.

– Можно, – согласился доктор. – Собирайтесь. В одеяло ее заворачивайте. Не нужна ей одежда.

Воскресенье

Семеныч сидел, положив руки на широкий подоконник. Палата была небольшая, но уютная: кровать у стены, тумбочка, ночная настольная лампа на ней, встроенный в стену узкий шкаф, перед дверью – маленькая душевая и туалет. Кремовые жалюзи на окне, за которым занимался рассвет, нежно-розовые стены, бежевая плитка на полу – комната казалась светлой даже при выключенном свете. Если бы не запах лекарств, проникающий из-за двери, верхняя половина которой была из матового стекла и неясный глухой шум характерный для больничной суеты, то назвать это помещение палатой было бы весьма затруднительно.

Ее привезли после процедур и опустили на постель. Она так и не приходила в себя с того момента, как заснула в отеле. Поправив тонкую подушку под Ее головой, медсестра поставила Ей капельницу. Семеныч молча вздрогнул, когда толстая игла несколько раз входила и выходила, не попадая в тонкие вены на внутреннем сгибе Ее локтя.

Медсестра жестом показала на перевернутую вверх тормашками полную бутыль с прозрачной жидкостью и кнопку вызова на стене. Семеныч кивнул, и медсестра плотно заклеив пластырем иглу, вышла.

Ее голова была повернута к стенке, и Семенычу приходилось, периодически приподниматься и смотреть на Ее лицо, потому что, видя Ее, пусть и закрытые глаза, ему становилось спокойнее. Она была переодета в широкую рубашку голубого цвета, но, несмотря на больничное одеяние, обездвиженное тело и умиротворенное выражение лица, совершенно Ей несвойственное – сейчас Она казалась Семенычу, наоборот, ближе и роднее.

Он придвинул стул к Ее постели, и, то сидел, обнимая Ее ноги, то, привставая, заглядывал в лицо, которое по-прежнему оставалось отстраненным, то, вдруг, вскакивал и нарезал круги по свободным шести метрам в палате, то поправлял одеяло, то поворачивал вплотную жалюзи, то приоткрывал окно, то закрывал окно, то включал ночной светильник, то выключал его…

…И вновь нетерпеливо заглядывал в Ее лицо, ища успокоения или тень движения под Ее веками.

Доктор зашел в палату к вечеру.

– Вы можете вернуться в отель, – мягко напомнил он Семенычу, глядя в его усталые и красные глаза. – Вам надо отдохнуть.

– Нет, нет, – занервничал Семеныч. – Мне тут обязательно нужно находиться. Она чувствует, когда я рядом. Ей это нужнее. Понимаете? Она почувствует, что я ушел. Мне нельзя уходить. Что с ней? Вы сделали анализы?

Доктор присел на второй стул. Так же, как и Семеныч, привстав, заглянул Ей в лицо.

– Что у Нее? – нетерпеливо повторил Семеныч.

– Я опасаюсь нагружать вас медицинской терминологией, в которой вы вряд ли что-либо поймете. Тяжелая чепно-мозговая травма без переломов основания костей свода черепа, тупая травма живота, внутрибрюшное кровотечение. И у Нее проблемы с внутренними органами: смещения, ушибы, гематомы…

– С какими органами? – уточнил Семеныч, услышав пару понятных ему слов.

– Со всеми, – кратко сказал доктор.

– А вирус?

– Результаты еще не пришли.

– Понятно, – растерялся Семеныч. – Но… Это как-то лечится? То, что у нее?

– Я не делаю прогнозов. Слишком неблагодарное дело, – по его тону Семенычу стало ясно, что ничего хорошего доктор сказать не может, а плохого – не хочет. – Вы можете спуститься в столовую или прогуляться. Сходить за сменной одеждой.

– Нет, – отказался Семеныч.

– Я лично побуду с ней, – произнес доктор, отметив про себя беспокойное поведение Семеныча.

– Тогда я покурить бы спустился.

– Идите. Я дождусь вас…

* * *

Ночью Семеныч сидел рядом и прислушивался к Ее дыханию, которое было почти неслышным. В памяти всплыл тот долгий и мучительный сон Катенка, когда она пропала в первый раз на несколько дней, а потом вот также долго спала.

Только на этот раз дела обстояли гораздо ужаснее…

Мягкий свет уличных фонарей освещал комнату, фары проезжающих машин проползали по стене, в приоткрытое окно тянуло ночной прохладой, за дверью изредка возникали и стихали звуки шагов, гудели колесики каталок и капельниц. Семеныч щелкнул кнопкой выключателя ночной лампы.

– Хочешь, на бок положу? – предложил он.

Он повернул Ее голову, а затем и тело, подоткнув одеяло.

– Так удобнее? – опять спросил он у безмолвия.

– Удобнее, – решил Семеныч и опустил свою голову на подушку рядом с Ее лицом. Теперь не нужно было заглядывать – оно было обращено в его сторону. Семеныч забывался сном на короткие мгновения. Очнувшись, с беспокойством озирался по сторонам и снова клал голову рядом с Ней: так Семеныч ощущал Ее слабое дыхание. Иногда его становилось не слышно, у Семеныча все обрывалось внутри, он обхватывал Ее руками, прижимая свою голову к Ее лицу. Секунда, две, полминуты – и вновь слабый вдох и выдох. Семеныч вставал, умывался холодной водой и опять присаживался у постели.

Понедельник

К обеду понедельника Семеныча угнетало необъяснимое чувство тревоги. Утром забегал доктор, бегло осмотрел Ее и, ничего не сказав, ушел. Медсестры не приходили ни ставить капельницы, ни делать уколы.

После полудня в дверь почти сама вкатилась тележка. На ней стояли бутылочки с питьевой водой и накрытые тарелки с едой. Семеныч даже не успел увидеть, кто втолкнул тележку в палату. Дверь, как быстро открылась, так же моментально и захлопнулась. Завесу на двери Семеныч давно опустил, ему не нравились ходячие тени за матовым стеклом в коридоре: будто они намекали, что там есть движение, а здесь – нет.