Книга На пороге ночи - Серж Брюссоло

«Может быть, я освобожусь от чар Робина, когда изменится его внешность?» – думала она. Странно было то, что Санди почти жаждала освобождения. Но в ожидании этой еще призрачной свободы она упивалась близостью ребенка, подобно тонкому знатоку произведений искусства, заполучившему редчайшую, единственную в своем роде статую. Санди могла созерцать Робина часами, приходить в восторг от его грации, мимики и движений. Временами у него бывало совершенно особенное выражение лица, неподражаемый взмах ресниц или наклон головы, за которые можно было без колебаний отдать все сокровища мира, собранные в музеях.

Иногда Санди страшилась этой зависимости, и ей приходила в голову мысль о зловещем предназначении Робина.

«Робин – тяжелый наркотик, – размышляла она. – Он перевернул жизнь или стал причиной смерти всех, кто к нему приблизился. Мальчик опасен, и меня он тоже отравил. Единственный способ излечиться – это дождаться, когда его красота померкнет, а затем и вовсе сойдет на нет. Тогда он станет просто подростком, как тысячи других».

В один прекрасный день рука провидения повернет переключатель, и ореол маленького ангела погаснет навсегда. Угри и фурункулы доведут дело до конца. Сандра уже начала обдумывать, как будет происходить этот тяжелый переход, и надеялась, что сумеет подготовить мальчика к жизни в реальном мире, с которым ему вскоре придется столкнуться. Она рассчитывала, что отец поможет ей достать фальшивые документы на Робина. Действительно, Сандро Ди Каччо поддерживал связь с мафией и не раз хвастался, что на короткой ноге с информационными пиратами, компьютерными гангстерами, способными получать доступ к официальным картотекам и изготавливать поддельные паспорта для находящихся в бегах рецидивистов. Санди решила попросить его об этой услуге. Отец обязан помочь. Понадобятся бумаги, удостоверяющие ее право на усыновление, свидетельство о рождении, школьный аттестат, и все это должно быть включено в электронные архивы соответствующих организаций. Под этой ширмой Робин получал шанс включиться в реальную жизнь, по крайней мере у нее была надежда.

Но действительно ли верила Санди в такую возможность? Нет, она боялась, что, проснувшись однажды утром, обнаружит пустую клетку. Если слишком долго смотреть на море, не может не возникнуть мысль о побеге.

– Тебе не придется все время жить взаперти, – подбадривала Санди Робина. – Мне удалось найти работу в Бостоне. Это станет первым этапом. Там, где нас никто не знает, ты сможешь выходить на улицу, вести нормальную жизнь.

Вот только знать бы, а хочет ли он продолжать жить рядом с ней, Санди?

«Робин меня не любит, – все чаще приходило ей на ум перед сном. – Я не смогла его покорить. Он по-прежнему мечтает об Антонии, воцарившейся в его сердце навечно. Образ этой женщины невозможно вытравить из его памяти».

И Санди тихо плакала, испытывая сладкую отраду от раздражающих уголки глаз теплых слез. Нет, она не испытывала никакой неприязни или ревности к королеве Южной Умбрии и ее династическим химерам. Кто такая она, Санди? Ничтожество с образованием психолога, мучающаяся родовыми схватками. Не более чем любитель-зоолог, тщетно пытающийся приручить животное исчезающего вида, которое гордится своей принадлежностью к вымирающему племени.

Однажды, когда Санди приехала в город встретиться с отцом, она столкнулась с агентом Миковски. Они решили выпить по стаканчику, демонстрируя деланную сердечность, как это всегда бывает, когда встречаешь приятеля, с которым связаны плохие воспоминания. Матайас сообщил, что добился своего перевода во Флориду. Он готовился уехать туда на будущей неделе, чтобы никогда уже не вернуться в эти края. Сандра смотрела на него и удивлялась тому, что еще пару месяцев назад испытывала к нему сильное влечение. Но вот пришел Робин и в неправдоподобно короткий срок погасил искру, которой так и не суждено было разжечь пожар.

«Правильно ли это? – подумала она. – Не лучше ли забыть о ребенке и попытаться связать свою судьбу с Матайасом?»

Широкая загорелая ладонь специального агента лежала на столе. Достаточно было положить на нее свою руку. Санди не оставляла мысль, что он только этого и ждет. Одно движение, и она останется на стороне света, не отдастся во власть бьющих из глубин подсознательного темных источников. Выбор за ней, выбор, который нужно сделать прямо сейчас…

Нет, невозможно. Робин на нее рассчитывает. Робин существует только благодаря ей. Она не может его бросить.

– А как ты? – спросил Миковски. – У тебя все в порядке?

Снова ложь. Санди стала рассказывать, что собирается отправиться в Латинскую Америку и поработать там в диспансере.

– Когда вернешься, – тихо произнес Миковски, – и если я тебе понадоблюсь, знаешь, где меня найти.

И опять его слова прозвучали двусмысленно. Будто он говорил ей: «Когда попадешь в очередную переделку, девочка, вспомни о старике Миковски. И тогда ты поймешь, что поставила не на ту лошадь».

Они расстались с чувством неловкости, понимая, что упускают что-то очень важное, но не желая терять лицо и делать последний ход, поставив на карту все.

Вернувшись поздним вечером в Малибу, Санди увидела, что Робин заснул на диване, стоявшем напротив большого окна гостиной. На журнальном столике лежал рисунок, выполненный пастельными карандашами, которые она ему подарила, когда мальчик, разглядывая иллюстрации, заинтересовался древнеегипетской восковой живописью. Под рисунком, на котором был изображен океан в час заката, стояла подпись, выведенная изящным старомодным почерком:

Последние лучи света перед наступлением ночи (фрагмент).