Книга Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Корнелиус Райан

Вдруг каждого заключенного схватил за шиворот находившийся рядом охранник. Часть пленников потащили влево, часть — вправо. Их подвели к стене и расставили на расстоянии шести-семи футов друг от друга, и тогда они поняли, что их ждет. Некоторые начали умолять сохранить им жизнь. Человек рядом с Косни закричал: «Сохраните мне жизнь! Я ничего не сделал». В этот момент Герберт почувствовал прикосновение холодного дула пистолета к загривку. Когда сержант скомандовал «Огонь!», Герберт чуть повернул голову. Эсэсовцы выстрелили вразнобой. Косни почувствовал резкий удар, упал на землю и затаился. Подполковник направился вдоль шеренги упавших людей, стреляя в голову каждому. Дойдя до Герберта, он произнес: «Этой свинье достаточно… Пошли, парни. Надо спешить. У нас сегодня еще много работы». Косни не знал, сколько пролежал неподвижно. Через некоторое время он очень осторожно коснулся рукой шеи, потом щеки. Кровь текла ручьем, но в то мгновение, повернув голову, он спас себе жизнь, однако не чувствовал ни правой руки, ни ноги. Он медленно пополз через развалины до Инвалиденштрассе, там встал, но обнаружил, что не может идти. Покрепче затянув полотенцем рану на шее, он медленно, с трудом преодолевая боль, потащился к больнице «Шарите». Несколько раз Герберт падал, один раз его остановила группа подростков из гитлерюгенда и потребовала документы, но, увидев, что он тяжело ранен, его пропустили.

Он снял башмаки, потому что «они казались слишком тяжелыми». Потом он попал под сильный артиллерийский огонь. Сколько он шел почти в бессознательном состоянии, он так никогда и не вспомнит, но наконец он добрался до своего дома за Францискиштрассе. Затем в последнем усилии Герберт Косни, единственный живой свидетель бойни в Лехртерштрасской тюрьме, заколотил в свою дверь. Хедвиг, его жена, открыла дверь и не узнала человека, стоявшего на пороге. Его лицо и куртка были залиты кровью. «Кто вы?» — в ужасе спросила она. И перед тем как потерять сознание, Косни прошептал: «Я Герберт».[56]

В час ночи 23 апреля в штабе командующего 12-й армией генерала Вальтера Венка, расположившемся в Визенбургском лесу, затрезвонил телефон. Самый молодой генерал вермахта, не сняв мундира, дремал в кресле. Его командный пост, «Старый ад», в 35 милях к востоку от Магдебурга, раньше был домом егеря. Венк сам снял трубку. Один из его командиров доложил, что фельдмаршал Вильгельм Кейтель только что пересек позиции и направляется в штаб. Венк вызвал своего начальника штаба, полковника Гюнтера Рейхгельма. «К нам едет гость, — сказал он. — Кейтель». Венк всегда сильно недолюбливал начальника гитлеровского штаба, и Кейтель был последним человеком в мире, с которым он хотел бы сейчас разговаривать.

В последние несколько недель Венк видел больше горя, лишений и страданий, чем за всю свою боевую жизнь. По мере того как сжимались границы Германии, его район все более походил на огромный лагерь беженцев. Бездомные немцы были повсюду: вдоль дорог, в полях, деревнях и лесах; они спали в телегах, палатках, разбитых грузовиках, железнодорожных вагонах и под открытым небом. Все подходящие здания — дома, церкви, даже деревенские танцзалы — Венк приказал превратить в укрытия для беженцев. «Я чувствовал себя священником, инспектирующим свой приход, — вспоминал он. — Каждый день я совершал обход, пытаясь как можно больше сделать для беженцев, особенно для детей и больных. И все время мы задавались вопросом, как скоро американцы начнут наступление со своих плацдармов за Эльбой».

Его армия кормила теперь более полумиллиона человек в день. Поезда со всего рейха съезжались в эту узкую полоску земли между Эльбой и Берлином, а дальше пути им не было. Груз, который они везли, был для 12-й армии и благом и бременем. Здесь было все — от частей самолетов до сливочного масла. В нескольких милях от Венка на Восточном фронте танки фон Мантейфеля останавливались из-за дефицита горючего, а Венка чуть ли не затопило горючим. Он докладывал в Берлин, однако до сих пор не было принято никаких мер, чтобы вывезти излишки. Никто даже не подтвердил, что получил его донесения.

Сейчас, ожидая Кейтеля, Венк с некоторой тревогой думал, что если начальник штаба ОКБ узнает о его общественной деятельности среди беженцев, то вряд ли это будет одобрено. По моральному кодексу полководца Кейтеля, подобные действия были просто немыслимы… Венк услышал, как подъехал автомобиль, и один из его офицеров сказал: «А теперь посмотрим, как Кейтель сыграет роль героя». В полной маршальской форме (вплоть до жезла), в сопровождении адъютанта и ординарца Кейтель вошел в домик, занимаемый штабом. Высокомерие и показной блеск Кейтеля и его окружения показались Венку омерзительными. Фельдмаршал вел себя так, будто только что взял Париж, и это в то время, когда все вокруг говорило о позоре и страданиях потерпевшей поражение Германии. Кейтель отсалютовал, коснувшись маршальским жезлом фуражки, и Венк заметил, что, несмотря на педантичное соблюдение формальностей, посетитель встревожен и взволнован. Адъютант расстелил на столе карты, и без всяческих преамбул Кейтель наклонился над столом, ткнул пальцем в Берлин и произнес: «Мы должны спасти фюрера».

Затем, словно почувствовав, что слишком резок, он сменил тему и попросил коротко охарактеризовать положение 12-й армии. Венк не стал упоминать ни о беженцах, ни об участии в их судьбе своей армии. Вместо этого он в общих словах заговорил о положении на Эльбе. Даже когда принесли кофе и бутерброды, Кейтель не расслабился, да и Венк не помогал гостю почувствовать себя непринужденно. «Дело в том, — впоследствии объяснил Венк, — что мы чувствовали свое огромное превосходство. Ну что такого, чего бы мы уже не знали, мог сообщить нам Кейтель? Что пришел конец?»

Кейтель вдруг встал и зашагал взад-вперед по комнате. «Гитлер, — мрачно сказал он, — совершенно расклеился. Хуже того, он сдался. И поскольку сложилась такая ситуация, вы должны развернуть свои войска и направиться к Берлину вместе с 9-й армией Буссе». Венк молча слушал, и Кейтель напыщенно продолжил: «Битва за Берлин началась. На карту поставлена ни много ни мало судьба Германии и Гитлера. Ваш долг — броситься в атаку и спасти фюрера». И вдруг Венка посетила совершенно неуместная мысль: вероятно, впервые в жизни Кейтель оказался так близко к передовой. Давным-давно, общаясь с Кейтелем, Венк понял, что, «если с ним спорить, получается одно из двух: либо два часа приходится выслушивать гневную речь, либо теряешь должность», поэтому он автоматически ответил: «Разумеется, фельдмаршал, мы выполним ваш приказ».

Кейтель кивнул и указал на два маленьких городка примерно в 12 милях серверо-восточнее передовых позиций 12-й армии: «Вы начнете наступление на Берлин из сектора Бельциг — Тройенбрицен». Венк знал, что это невозможно. Кейтель раскрывал план, основанный на боеспосбности армии с полным личным составом и танками. Подобная армия была давно уничтожена или просто никогда не существовала. Практически без танков и самоходных орудий, с ничтожным количеством солдат, Венк не мог одновременно удерживать фронт на Эльбе против американцев и двигаться к Берлину на спасение фюрера. В любом случае, подобное наступление на северо-восток было бы чрезвычайно сложным: слишком много озер и рек по пути. С такими ограниченными силами Венк мот войти в Берлин лишь с севера, и он предложил Кейтелю другой вариант: «12-я армия направится на Берлин севернее озер через Науэн и Шпандау. Я думаю, что смогу начать наступление дня через два». Кейтель помолчал пару секунд и холодно произнес: «Мы не можем ждать два дня». И снова Венк не стал спорить, так как не мог терять время, и быстро согласился с планом Кейтеля. Уже покидая штаб, фельдмаршал обернулся: «Желаю вам полнейшего успеха».