Книга Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Корнелиус Райан

По критериям Гитлера, единственными лояльными немцами оставались те, кто планировал самоубийство. В тот самый вечер отряды эсэсовцев обыскивали дома в поисках дезертиров. Наказание было быстрым. На соседней Александерплац шестнадцатилетняя Ева Кноблаух, беженка, недавно попавшая в Берлин, видела на фонарном столбе труп юного рядового верхмахта. К ногам мертвеца была привязана белая карточка: «Предатель. Я предал свой народ».

* * *

Весь этот решающий день Хейнрици ждал новостей. Он предчувствовал, что Гитлер позволит 9-й армии отступить. Войска Буссе, окруженные и отрезанные от соседей на флангах, были близки к полному уничтожению. Однако Кребс продолжал настаивать на том, чтобы они не покидали свои позиции. Он пошел еще дальше: предложил некоторым подразделениям 9-й армии пробиваться на юг для соединения с армией фельдмаршала Шернера. Сам Буссе осложнял свое положение. Хейнрици пытался заставить его отступить без приказа, а Буссе отказывался даже думать об этом без особого приказа фюрера.

В 11 утра 22 апреля Хейнрици предостерег Кребса: к сумеркам 9-ю армию расколют на несколько частей. Кребс уверенно заявил, что фельдмаршал Шернер исправит ситуацию, начав наступление на север, чтобы соединиться с Буссе. Хейнрици так не думал. «Для подготовки наступления Шернеру понадобится несколько дней, — сказал он Кребсу. — К тому времени от 9-й армии уже ничего не останется». Час за часом ситуация становилась все безнадежнее, и Хейнрици неоднократно убеждал Кребса что-нибудь предпринять. «Вы говорите, что я должен сделать все возможное и невозможное, чтобы не допустить позора окружения фюрера в Берлине, и в то же время закрываете моим войскам путь к отступлению, — бушевал генерал. — Против моей воли, несмотря на просьбу освободить меня от моих обязанностей, мне не позволяют вывести единственные войска, которые можно использовать для защиты фюрера и Берлина». Штаб фюрера не только создавал сложности Буссе, он еще требовал, чтобы 3-я армия фон Мантейфеля отбросила армии Рокоссовского за Одер — приказ столь невыполнимый, что Хейнрици едва не задохнулся от ярости, получив его.

Через десять минут после полудня Хейнрици снова предупредил Кребса: «Я убежден в том, что наступил последний момент, когда еще можно отвести 9-ю армию». Через два часа он позвонил снова, но Кребс уже выехал на совещание к фюреру. Генералу Детлефзену Хейнрици сказал: «Мы должны принять решение». Без десяти три Кребс позвонил Хейнрици сам и сообщил, что фюрер согласился сдать Франкфурт и передислоцировать некоторые части 9-й армии на северный фланг внешнего обвода. Хейнрици только фыркнул. Это была полумера, и вряд ли она сможет улучшить ситуацию. Он не стал напоминать Кребсу, что город упорно защищал Билер, человек, которого Гитлер назвал «не Гнейзенау». Теперь Бил еру будет трудно оторваться от противника. В любом случае приказ пришел слишком поздно. 9-я армия окружена.

Почти два часа спустя Кребс позвонил снова. На этот раз он сообщил Хейнрици, что на совещании у фюрера было принято решение отвести 12-ю армию генерала Венка с Западного фронта, чтобы начать наступление на восток на помощь Берлину. «Я удивлен, — сухо заметил Хейнрици. — Они будут очень кстати». Однако 9-я армия до сих пор не получила приказ отступить. Хотя войска Буссе находились в окружении, Хейнрици верил, что им хватит сил для продвижения на запад. А еще Кребс кое-что сообщил ему о Венке, и эти новости открывали совершенно новые возможности. Как сказал позже Хейнрици: «Эти новости дали надежду на то, что 9-ю армию еще можно спасти». Генерал позвонил Буссе: «Кребс только что сказал мне, что армии Венка приказано повернуть в вашем направлении. Ваша самая боеспособная дивизия должна прорвать русское кольцо и направиться на запад навстречу Венку». Буссе возразил, что таким образом лишь ослабит свои позиции, но у Хейнрици лопнуло терпение и он решительно закончил спор: «Итак, приказ для 9-й армии: отведите одну самую сильную вашу дивизию и направьте ее на соединение с Венком».

* * *

Ночное небо отсвечивало пламенем пожаров, полыхавших во всех районах города, артобстрел не прерывался ни на минуту, однако в подвале Лехртерштрасской тюрьмы царило ликование. Днем освободили двадцать одного человека, позже некоторым из оставшихся узников вернули их ценности. Охранники утверждали, что начальство приказало ускорить процесс освобождения, и заключенные верили, что в любой момент их могут выпустить на волю. Некоторые полагали, что будут дома еще до утра. Даже Герберт Косни думал, что избежал казни. В подвал спустился один из охранников со списком в руке и начал зачитывать фамилии. Люди напряженно слушали. Вызвали одного коммуниста, одного русского военнопленного и нескольких человек, которых, как знал Косни, подозревали в заговоре против Гитлера в 1944 году. Охранник продолжал выкликать фамилии: «…Мунзингер… Эозинов… Косни… Молль…» Вдруг до Герберта дошло, что вызвали и его, и его захлестнула надежда.

Его и еще пятнадцать человек гуськом вывели из подвала. Затем охранник пересчитал их и отвел к кабинету начальника охраны. Они ждали перед дверью, пока их одного за другим вызывали в кабинет. Когда наступила очередь Косни, он увидел в кабинете шестерых абсолютно пьяных эсэсовцев. Один из эсэсовцев нашел в списке его имя и выдал личные вещи, отобранные во время ареста. Их было ничтожно мало: армейская чековая книжка, карандаш и зажигалка. Герберт расписался за свои вещи в бланке, где говорилось о его освобождении. Один из эсэсовцев сказал: «Ну, скоро ты увидишься с женой». Всем велели вернуться в подвал и собрать вещи. Косни едва верил в свою удачу. Он быстро собрался, тщательно сложил выходной костюм, который жена подарила ему на четвертую годовщину свадьбы. Закончив сборы, он стал помогать своему приятелю Хаусхоферу. У того оказалось немного еды, включая бутылку вина и буханку хлеба из непросеянной ржаной муки. Буханка не влезала в рюкзак, поэтому Хаусхофер отдал ее Косни. Ждать пришлось долго. Почти через полтора часа шестнадцать человек выстроили парами и вывели в неосвещенный вестибюль. Вдруг дверь за ними захлопнулась, и они оказались в кромешной тьме, но почти сразу же вспыхнул электрический фонарик. Когда глаза Герберта привыкли к полумраку, он понял, что фонарик висит на поясе офицера СС. Это был подполковник в каске и с пистолетом. «Вас переводят, — сообщил он. — При малейшей попытке побега вы будете расстреляны. Вещи сложите в грузовик и пешком пойдете на железнодорожный вокзал Потсдама».

Надежды Косни были разбиты. На мгновение он подумал, не метнуться ли в одну из ближайших камер. Он не сомневался, что русские будут здесь через несколько часов, но тут же понял, что по всему периметру помещения стоят эсэсовцы с автоматами. Заключенных вывели из тюрьмы и погнали в сторону Инвалиденштрассе. Шел дождь; Герберт поднял воротник куртки и покрепче затянул на шее полотенце, которым пользовался вместо шарфа. Вскоре заключенных остановили и обыскали и снова забрали все личные вещи, которые вернули ранее. Колонна снова отправилась в путь, рядом с каждым заключенным шел эсэсовец с автоматом за спиной и пистолетом в руке. Когда дошли до Инвалиденштрассе, сержант СС предложил пройти напрямик через разбомбленное здание выставки. Пробираясь по строительному мусору, они вошли в руины огромного здания с торчащими, как скелеты, бетонными колоннами.