Книга На несколько демонов больше - Ким Харрисон

Он фыркнул, а Дженкс сел на ближайший памятник, красивосверкая крылышками на солнце.

— Ну, спасибо! — передразнил он. — Я тебе чтоговорил? Забывчивая, беспомощная и стервозная. Надо было оставить ее тут лежатьдо полудня.

Я попыталась выжать соленую воду из волос и злилась при этомневероятно. Последний раз меня вот так подловили восемь лет назад, с тех порникому не удавалось. У меня замерзли пальцы, и я вдруг сообразила осмотретьостальную часть кладбища, туманную и золотистую в лучах восходящего солнца.

— Где Кери?

Кизли с трудом согнулся подобрать под мышку складной стул.

— Дома. Плачет.

Меня кольнуло чувство вины, я посмотрела на стену кладбища,будто могла увидеть сквозь нее дом Кизли.

— Мне жаль, что так вышло, — сказала я, вспомнивее ошеломленный вид, когда я сбила ее наземь. Боже мой, Айви!

Я подобралась, будто для бега, и Дженкс метнулся мне в лицо,заставив пошатнуться.

— Рэйчря, нет! — заорал он. — Тут тебе не кино!Если ты пойдешь сейчас на Пискари, ты покойница! Только дернись к выходу, и ятебя посыплю, а потом сделаю лоботомию. Да все равно тебя посыпать надо,дура-ведьма! Что тебе в башку вступило?

Порыв бежать к машине угас — Дженкс был прав. Кизли смотрел наменя, подозрительно сунув руку в широкий карман куртки. Я перевела взгляд наего лицо, морщинистое и мудрое. Кери однажды назвала его воином на покое. Ябыла готова ей поверить — он слишком привычным движением спустил курок этойночью. Если я хочу отбить Айви у Пискари, то нужен план.

Подавленная, я скрестила руки на груди и оперлась нанадгробный камень. Вдали группа примерно человек в десять перебиралась черезкаменную стену, чтобы уйти с частной территории. Я ощетинилась — и успокоилась.Здесь святая земля, и испугалась не только я.

— Извини за вчерашнее, — сказала я. — Неподумала. Я просто…

У меня перед глазами возникла прошлогодняя картинка: Айвилежит под одеялами и дрожит, рассказывает мне, как Пискари изнасиловал ее разуми тело в попытке склонить ее убить меня. У меня лицо похолодело, я кое-какпроглотила ком страха.

— Как там Кери? — сумела я спросить.

Я должна вызволить Айви от него.

Остро глянув темными глазами, Кизли кашлянул, будто понимая,что я все еще колеблюсь.

— Нормально, — ответил он, перехватывая стул чутьпоудобнее. — Хотя никогда ее такой не видел. Страшно переживает, чтопыталась остановить тебя с применением магии.

— Не надо было мне ее толкать.

Я с трудом подобрала приемник и подушку, мокрую от росы.

— На самом деле это ты как раз сделала правильно. Радиостукнуло, упав в пустое ведро.

— Как это?

Дженкс, ухмыляясь, взмыл в воздух, набрав сорок футов высотыза время одного удара моего сердца. Полетел наблюдать за местностью, заскучавот разговоров.

Кизли бросил в ведро термос с потеками кофе, распрямился,кряхтя.

— Ты ее сшибла с ног, потому что она хотела остановитьтебя магией. Что было бы, если бы ты тоже магией ответила? Это было быдействительно страшно, но ты этого не сделала, проявив самообладание, о которомона забыла. Вот она сейчас и предается угрызениям совести, бедняжка.

Я уставилась, не совсем понимая.

— А я рад, что ты ее толкнула, — сказал он сусмешкой. — А то она последнее время стала очень много о себе понимать.

Я заправила за ухо выбившуюся мокрую прядь — холодную.

— Все равно нехорошо, — сказала я, и он потрепалменя по плечу, обдав запахом дешевого кофе. Я глянула на свою новую краснуюблузку — хлопок впитывал соленую воду как губка. Черт, вот теперь ейдействительно конец.

Схватив одеяло, висевшее на могильном камне неподалеку, яего как следует встряхнула — полетели комья земли и срезанные травинки. Оно ещехранило тепло моего тела, и я, завернувшись в него как в плащ, прищурилась насолнце в дымке и попыталась вспомнить, в котором часу восходит оно в июле.Обычно я в это время еще сплю, но сегодня я отрубилась в полночь. Длинныйнамечается день.

Кизли зевнул и пошел прочь со своим стулом, шаркая ногами.

— Да, — сказал он, суя руку в карман и протягиваямне мой телефон. — Я звонил твоей матери, там все в порядке. Всепотихоньку утрясется. По радио передавали, что Пискари поймал Ала в круг иизгнал его, освободив мистера Саладана. Чертов вампир стал героем города.

Он недоверчиво покачал седеющей головой, и я про себясогласилась. Освободил Ли от Ала? Маловероятно. Я сунула телефон в карман —неуклюже, из-за мокрой одежды.

— Спасибо, — сказала я, потом увидела на его лицесомнение. — Они работают на пару, да? В смысле, Пискари и Ал, —пояснила я, собирая все свое имущество и пристраиваясь за Кизли.

Блеснули на солнце серебряные волосы — это он кивнул:

— Предположение кажется разумным.

Я тяжело вздохнула. Эти двое были давними партнерами. Обаони знали, что бизнес есть бизнес и не парились по тому случаю, что именнопоказания Ала позволили засадить Пискари за решетку. Значит, сейчас он насвободе. Город спасен, зато меня припекло. Так получается.

У меня под мышкой была подушка, одеяло наброшено на плечи, ав руке — ведро с приемником и термосом. Держа равновесие, я тихо сказала:

— Спасибо, что вчера придержали меня. — Он ничегоне сказал, и я добавила: — Я должна ее оттуда вытащить.

Кизли остановился, оперся артритными пальцами на ближайшийкамень:

— Сделай шаг в сторону Пискари — и я снова влеплю втебя заряд.

Я нахмурилась, а Кизли, белозубо улыбаясь, протянул мне мойпистолет.

— Айви — вампир, Рэйчел, — сказал старик, уже неулыбаясь. — Если ты не берешь на себя ответственность, то прими как факт,что она там, где ей место. И иди своей дорогой.

Я застыла, подтянула сползающее одеяло.

— И что ты этим хочешь сказать, черт побери? —огрызнулась я, бросая пистолет в ведро к приемнику.

Но Кизли улыбнулся, и его впалая грудь шевельнулась натрудном вдохе:

— Либо сделай свои отношения с ней официальными, либоотпусти ее.

Я уставилась на него, удивленно щурясь на ярком утреннемсолнце:

— Не поняла?

— У вампиров склад ума одинаковый, — сказал он, обнимаяменя за плечи и направляясь вместе со мной к калитке. — Всем вампирам,кроме мастеров, физически необходимо равняться на кого-то более сильного. Это уних в крови — как у вервольфов с их альфами. Айви выглядит такой могучей,потому что рядом с ней очень мало тех, кто сильнее ее. Один — Пискари, вторая —ты.