Книга Крапивник - Екатерина Концова

тонкие ножки, украшенные узором из крохотных серебряных змей, из прозрачного.

— Сегодня не такой уж интересный набор.

— Что это за бокалы?

— Это не артефакты. Хотя я бы не удивился, будь они проклятыми. Затерянный дворец, где я всё это нашёл, чуть не отправил меня в число покойников.

— Я возьму их.

— Выбирай всё, что хочешь, — пожал плечами мужчина, продолжая обрабатывать кожу и тихо бормоча ругательства на родном языке.

Эдмунд продолжал рыться в мешках, скидывая в кучку товары, которые он собирался забрать.

В мешке с артефактами нашлась фигурка толстого, но низкого человечка с пружинкой, соединяющей голову и туловище. Она была сделана из меди и дерева, а по размеру была сопоставима с кулаком Эда.

— Почему она среди артефактов?

— У тебя такой не было? — искренне удивился торговец. — Это нянька для маленьких детей и для тех у кого проблемы со сном. Ментальное и светлое заклинания успокаивают их физически и душевно. Люди засыпают крепко и легко. Такие даже сейчас используются.

— Из моих знакомых таких никто не держал, — Эд с интересом дёрнул голову фигурки, заставляя её качаться. Как интересно, работает этот артефакт? — И в магазинах я… ни разу…

Маленькие обломки гальки, вмонтированные в глаза фигурки, привлекли взгляд профессора магических болезней.

Ему вдруг стало тепло и спокойно. Голова стала тяжелеть. Эдмунд чувствовал себя как кусок масла оставленный на июльском солнцепёке — сознание и тело растекались.

— Крапивник!

Фигурка выпала из ослабших рук. Эд тряхнул головой и проморгался. Тощие руки торговца держали его: первая сжимала воротник, не давая шлёпнуться о пол, вторая страховала затылок, чтоб голова не запрокидывалась.

— Их ставят на тумбы, чтоб такого не происходило, — объяснил нахмурившись. — Яды ты тоже на себе пробуешь, да?

— Я не знал, как включить, — попытался оправдаться покупатель и отложил фигурку в стопку желаемого. — Ученице подарю.

— Ты кого-то учишь?

— Да. Славная девочка. Ментальный маг. Пусть играется. Как подучится, потренируем двойные плетения на таких штуках.

Эдмунд взял с пола кристалл для артефакта и задумчиво прибавил:

— …мой способный колдовать приятель ей в помощь.

Торговец вернулся на кровать и уточнил:

— Ты же работаешь над разломами?

— Да.

— Я добыл книжку по этой теме.

Сдвинув в сторону не заинтересовавшие его артефакты, Эдмунд высыпал из последнего мешка книги.

— Она не здесь, — аккуратно сгибаясь, чтобы плечи меньше гнулись, достал из-под кровати ещё одну сумку, а из неё фолиант.

— Ага, сейчас гляну, — Эд перекладывал книги. Большинства были ему безразличны или уже имелись в распоряжении. Три были отложены к покупкам. — Вроде всё.

Откинув со лба волосы, Эдмунд взял из рук знакомого увесистый том.

На большой бурой обложке было мелко выгравировано:

— «Открытие искры, формирование резервуара, предродовое и постродовое наполнение резервуара источника при формировании индивида в утробе».

Несколько секунд стояла мёртвая тишина. Тёмные глаза «мага с ограниченным функционалом» буравили книгу. Он вдруг понял, что перестал дышать и резко набрав в грудь воздуха, хрипло выдохнул:

— Вон сумка, Лиам. В деньгах не стесняю.

Торговец отошёл к двери, где валялись вещи покупателя и заглянул в них. Помня, сколько обычно составляет сумма в мешке постоянного клиента, Лиам забрал двенадцать и несколько монет из тринадцатого.

Скоро снова под ногами захлюпали лужи.

Эдмунд бежал через лес с мокрой сумкой, перекинутой через плечо, в которой постукивали артефакты и бытовые вещи, и кульком из плаща. Там были книги.

Насквозь промокшая рубашка нисколько не защищала от холодного ветра. Из-за неосторожного движения Эд постоянно падал. Каждый раз, понимая, что сейчас угодит в лужу, он не старался приземлиться на руки и уберечь себя, скорее наоборот: отбить спину и плечи о камни казалось ему ерундой по сравнению с опасностью намочить свёрток. Пальцы сильно убавили в чувствительности от холода, но впереди уже сияли огоньки башни.

В последний раз растянувшись в ледяной, как ему показалось, грязи, Эд очутился у двери и похлопал себя по карманам брюк, но ключ не нашёлся ни в одном.

С минуту ему пришлось простоять под проливным дождём, аккуратно ощупывая свёрток с книгами и выуживая из кармана плаща ключ.

И вот, наконец, тёплый воздух и мягкий жёлтый свет огненного артефакта коснулись усталого, мокрого и грязного человека.

— Господи, Эдмунд! — воскликнула Пацифика, бросая вязание и хватаясь за голову. — Что с тобой случилось?!

На крики матери из закута высунулась Луна и, посмеиваясь, спряталась обратно.

— Как ты умудрился так измазаться?

Женщина моментом оказалась рядом с Эдом и приняла у него из рук грязный свёрток.

— Упал, — сапоги были выставлены за дверь. — Пусть под дождём отмоются, завтра ими займусь.

Эдмунд стянул рубашку серо-коричневого цвета и носки. Сумка была брошена у двери.

Крапива несла ему одежду и полотенце.

— Я быстро в ванную и работать. Книги брось на столе, я их сейчас заберу.

Проходя мимо зеркала, Эд бросил на себя короткий взгляд.

— М-да… Знаешь, Цифи, несколько лет назад у меня была старая серая кошка. Принцесса. Мой кот пропал, и её принесли через месяц или два, — Эд указал на зеркало. — Вот она так же выглядела, когда упала в компостную яму.

Пацифика улыбнулась, вытаскивая книги из плаща и осматривая крупные пятна грязи на его внешней стороне:

— Иди, мойся.

Эдмунд кивнул и скрылся в ванне.

Главы 80–84. Пацифика, Луна

…

80. Пацифика.

…

Я повесила на перила лестницы выстиранную рубашку. Брюки и носки уже сохли здесь. И как Эд жил один столько лет? Нельзя же просто бросать мокрые вещи. Сгниют.

Справедливости ради, за месяц моего пребывания в башне, это первый инцидент такого поведения.

Я спустилась на первый этаж и принялась готовить чай, продолжая обдумывать ситуацию с одеждой.

Я понимаю, Эдмунд занят работой, но мог бы хоть в корзину вещи положить, а не сваливать в углу.

Положив в тарелку кусок вишнёвого пирога, приготовив для своего профессора чашку чая, я поднялась по лестнице.

Эдмунд сидел, сгорбившись. Локоны почти полностью скрывали лицо, обращённое к книге.

— Эд, что это ты скривился?

— М? — на меня поднялся сонный растерянный взгляд. — Что ты говоришь?

— Сядь ровно, сказала. Свернулся тут… как гусеница. Знаешь, когда гусеницы ползают, они вот так же как ты загибаются.

Я поставила пирог и чай на угол стола. И присмотрелась к излишне румяному лицу.

— Ты красный. Нормально себя чувствуешь?

— Абсолютно, — соврал Эд и приложил горячую чашку к груди. Мне показалось, что он говорил в нос.

Словно в подтверждение моих мыслей, Эд шмыгнул.

— Тебе холодно?

— Нет.

— Опять врёшь. Беззастенчиво и некачественно, — я прижала руку ко лбу Эда и констатировала — Тёплый.